Атеизм русских революционных демократов
 Яркую страницу в историю атеистических
учений вписали русские революционные демократы – А. И. Герцен, В. Г.
Белинский, Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов. Особенность их
атеистических воззрений в конечном итоге обусловлена той исторической
ситуацией, которая сложилась в России в первой половине XIX в.В тот период в России в недрах
феодально-крепостнического хозяйства все явственнее проявлялись новые,
буржуазные отношения, обострялись классовые противоречия и классовая
борьба. Этот кризис способствовал росту политического сознания передовых
слоев русского общества. Революционные, антикрепостнические настроения
русского крестьянства нашли свое выражение во взглядах революционных
демократов, что обусловило радикализм их воззрений, большую, чем в
западноевропейском атеизме, последовательность взглядов. Именно поэтому
атеизм русских революционеров-демократов представляет собой высшую
ступень в развитии домарксистского атеизма.Официальная идеология
помещичье-крепостнической России основывалась на триединой формуле: «Православие, самодержавие, народность». Русская православная церковь
выступала как одна из основ самодержавно-крепостнического строя. Вполне
понятно, что, выражая интересы революционного крестьянства и борясь
против существовавшего в России режима, революционеры-демократы
выступали и против церкви, так как церковь и самодержавие находились в
тесном союзе, поддерживая друг друга в ущерб интересам народа, который
они совместно угнетали. Идейной основой их атеизма была
материалистическая философия. Для революционеров-демократов характерна
попытка создания стройной атеистической концепции, охватывающей как
происхождение религии, формирование и роль важнейших религиозных
направлений, так и разоблачение социальной функции религий, в том числе и
православия.Революционеры-демократы считали, что
религия возникает в результате бессилия человека перед стихийными силами
природы, по отношению к которым он раб, не умеющий ни понять, ни
объяснить окружающее. Поскольку эти внешние силы выступают как
враждебные, человек обращается к ним с жертвоприношениями, стремясь их
умилостивить. Открытая пропаганда атеизма в то время была невозможна,
поэтому революционные демократы, не будучи в состоянии прямо критиковать
православие, разоблачали другие религии, намекая тем самым на
православную церковь. Так, Н. А. Добролюбов, анализируя происхождение
ислама и буддизма, справедливо указывал, что было бы неправильно
рассматривать религию лишь как глупость или преднамеренный обман.
Религия – это продукт определенной эпохи, общества.
Революционеры-демократы отчетливо понимали прямую связь религии с любыми
формами деспотизма (а история православия давала для этого богатый
материал). Так, Герцен писал, что религия заставляет людей поднимать
взоры к небесам, чтобы не видеть того, что творится на земле. Белинский в
письме к Гоголю, названном Лениным одним из лучших произведений
бесцензурной демократической печати, вскрыл прямую связь церкви с
самодержавием, с крепостническим строем России. Он утверждал, что только
цивилизация и просвещение могут обеспечить светлое будущее.Герцен говорил, что проповедь покорности и
смирения глубоко реакционна и вредна, она помогает унижению, угнетению
народных масс. Русские революционеры-демократы понимали, что религиозные
сказки о загробном мире с его адом и раем используются церковью в
интересах господствующих классов, учат избегать земных радостей, терпеть
страдания, нищету – и все только ради посмертного воздаяния.Страстное обличение религии и
духовенства, борьба против официальной идеологии православия и ее
союзников, стремление понять социальные корни религии – вот исторические
заслуги атеизма русских революционеров-демократов. Однако задача
вскрыть социальные корни религии оказалась для революционных демократов
неразрешимой, хотя они и подошли вплотную к ее решению. В объяснении
происхождения религии они, высказывая много справедливого, иногда
допускали формулировки идеалистического характера.Ограниченность воззрений
революционеров-демократов явственно сказалась в вопросе о путях
преодоления религии. Одним из главных средств борьбы с религией
революционеры-демократы считали просвещение, не понимая того, что при
антагонистической классовой структуре общества просвещением никогда не
преодолеть религии, так как ее существование закрепляется и
поддерживается господствующими эксплуататорскими классами. Создание
научного атеизма оказалось задачей, которую идеологи революционного
крестьянства решить не смогли. Она была решена только идеологами
рабочего класса.
Естественнонаучный атеизм
XIX столетие было ознаменовано целым
рядом смелых выступлений выдающихся ученых-естествоиспытателей о
несовместимости религии с научным миропониманием.
Среди естественнонаучных открытий,
сделанных во второй половине XIX в., особую роль в разоблачении
несостоятельности религиозных мифов сыграло учение Чарльза Дарвина
(1809-1882) о естественной эволюции животных видов и происхождении
человека. Оно наносило сокрушительный удар по библейским сказаниям о
сотворении человека богом. Дарвинизм был исторической «смертью Адама».
Сам Дарвин отдавал себе отчет в крамольном с точки зрения церковных
догматов характере своих открытий. «Наконец, – писал он еще в 1844 г.
(т. е. до написания работы о происхождении человека) своему другу сэру
Джозефу Хукеру, – появились проблески света, и я пришел к убеждению...
(признаться в этом – все равно, что признаться в убийстве)... что виды
изменчивы».
Сам Дарвин не сделал, однако, вытекавших
из его открытий антирелигиозных выводов. Это сделал один из его друзей и
ближайших последователей, выдающийся английский биолог Томас Генри
Гексли (1825-1895). В 1869 г. Гексли в диспуте с епископом Уильберфорсом
подверг с научных позиций сокрушительной критике один из основных
устоев религиозного миропонимания – веру в божественное творение
человека. И хотя Гексли называл себя агностиком, его агностицизм был
своеобразным, ибо он утверждал, что бытие бога не может быть познано и
доказуемо как научная истина. С точки зрения ученого, это было
достаточным для исключения бога как объекта достоверного познания. По
сути дела, «агностицизм» Гексли был, по выражению Энгельса, «стыдливым
материализмом» или, по словам Ленина, «фиговым листком», прикрывающим
естественнонаучный материализм, не оставляющим в картине природы места
для бога.
Еще большую роль в защите и
распространении атеизма сыграл другой единомышленник и соратник Дарвина –
знаменитый немецкий биолог Эрнст Геккель (1834-1919), самостоятельно
пришедший к созвучному дарвинизму строю научных мыслей и сделавший из
них должные атеистические выводы. В своей «Естественной истории
творения» (1868) он доказывал никчемность и несостоятельность допущения
сверхъестественного начала для уяснения возникновения и эволюции живых
существ, обосновывая автогенез жизни из неживой материи. Дарвин высоко
оценил работу Геккеля. Он писал: «Почти все выводы, к которым я пришел,
подтверждаются этим исследователем, познания которого по многим
вопросам богаче моих».
Философской основой биологических теорий
Геккеля был естественнонаучный материализм, хотя не вполне
последовательный, но гораздо более четкий, нежели в воззрениях Гексли.
Свое учение Геккель называл «монизмом», утверждая естественное единство
мира, не допускающее никакого сверхъестественного начала. Он не только
укрепил естественнонаучные посылки атеистического миропонимания, но
сделал из них прямые антирелигиозные выводы, энергично выступая с
пропагандой воинствующего атеизма. В своей критике религиозных верований
он не останавливается перед резкими, язвительными выступлениями,
насмехаясь над созданным людьми образом бога, как «газообразным
позвоночным», решительно отвергая христианские догмы о бессмертии души и
загробной жизни. Особенно велико для атеистической пропаганды было
влияние работы Геккеля «Мировые загадки» (1899). Как писал В. И. Ленин, «сотни тысяч экземпляров книги, переведенной тотчас же на все языки,
выходившей в специально дешевых изданиях, показали воочию, что книга эта «пошла в народ», что имеются массы читателей, которых сразу привлек на
свою сторону Э. Геккель... Профессора философии и теологии всех стран
света принялись на тысячи ладов разносить и уничтожать Геккеля... Нет
такой бешеной брани, которой бы не осыпали его казенные профессора
философии. Весело смотреть, как у этих высохших на мертвой схоластике
мумий – может быть, первый раз в жизни – загораются глаза и розовеют щеки
от тех пощечин, которых надавал им Эрнст Геккель» (Ленин В. И. Поли,
собр. соч., т. 18, с. 370-371). В 1906 г. Геккелем был организован в
Мюнхене «Союз монистов», объединявший свободомыслящую интеллигенцию,
ставящую своей задачей искоренение религиозных предрассудков и
распространение научных знаний.
Вскоре подобные организации возникли и в
других странах. В 1911 г. в Гамбурге состоялся первый международный
конгресс «Союза монистов». В числе его участников было немало крупнейших
ученых-естествоиспытателей: шведский физико-химик Сванте Аррениус,
швейцарский психопатолог Август Форель, американский биолог Жак Леб,
австрийский химик Вильгельм Оствальд и др. Организация эта издавала на
протяжении многих лет ряд научно-популярных журналов, брошюр и
антирелигиозных календарей. После смерти Геккеля «Союз монистов»
возглавил В. Оствальд (1853-1932).
Атеизм Геккеля и его соратников не был
последовательным научным атеизмом. У них не было полноценного научного
понимания социальной функции религии и, стало быть, ее преодоления в
общественном сознании. К тому же и их материалистическое понимание
природы не имело достаточно прочного философского обоснования. Так,
например, Оствальд, по характеристике Ленина, очень крупный химик и
очень путаный философ, своей философской концепцией энергетизма сделал
серьезные уступки идеалистической философии. Помимо того, преодоление
религиозных предрассудков не сопровождалось у этих ученых преодолением
социальных, классовых, буржуазных предубеждений. Геккель по своим
политическим воззрениям был откровенным консерватором. Одобряя
установленные Бисмарком исключительные законы против социалистов, он
оправдывал социальное неравенство и объявлял социализм «равнозначащим с
некультурностью, с возвратом к варварству». Не случайно В. И. Ленин
отмечал «философскую наивность» Геккеля, отсутствие у него «определенных
партийных целей», его желание «считаться с господствующим филистерским
предрассудком против материализма». Тем не менее эти крупные буржуазные
ученые сыграли бесспорно прогрессивную роль как своими научными
открытиями, так и атеистическими выводами, сделанными из этих открытий,
восстав против религии во имя науки, против веры во имя разума.
Историческим преемником «Союза монистов»
является в наше время основанный в 1889 г. в Брюсселе «Всемирный союз
свободомыслящих», имеющий свои организации в ряде капиталистических
стран, регулярно созывающий конгрессы и выпускающий свои периодические
печатные издания. Союз этот неоднороден по своему составу. Далеко не все
его члены являются последовательными атеистами; многие из них
придерживаются пантеистических или деистических убеждений. Тем не менее
антиклерикальная деятельность этой организации либерально-буржуазной
интеллигенции в целом играет положительную роль.
Нельзя не отметить также деятельность
Международного гуманистического и этического союза, созданного в 1952 г.
в Амстердаме и выступающего за секуляризацию сферы идеологии,
утверждающего ценности светской морали, ее преимущества перед моралью
религиозной. Союз объединяет представителей либеральной интеллигенции,
ратующих за утверждение гуманистических идей, веры в могущество
человека, в его способность познавать окружающий мир. На деятельность
союза оказывает влияние буржуазная ограниченность большинства его
членов, которые не видят иных путей к решению поставленных задач, кроме
просвещения, при сохранении буржуазного строя.
Современный немарксистский атеизм
История философии убеждает в том, что,
несмотря на кровное родство религии и философского идеализма, не все
формы идеализма исходят из религиозных предпосылок или завершаются
религиозными выводами. Известны философские течения, которые, несмотря
на свой идеалистический характер и вопреки ему, занимают антирелигиозные
позиции. Наглядный тому пример – явно реакционное иррационалистическое
учение Ницше, провозгласившего, что «бог умер». Среди современных
немарксистских философов мы также наблюдаем случаи, правда
немногочисленные, когда отдельные мыслители обнаруживают ярко выраженные
атеистические тенденции.Наиболее значительными представителями
атеистической мысли среди современных философов-идеалистов являются два
столь различных по своим воззрениям мыслителя, как английский
неопозитивист Бертран Рассел (1872-1970) и французский экзистенциалист
Жан-Поль Сартр (1905-1980).Большинство приверженцев того направления
в идеалистической философии, родоначальником которого является Рассел,
не делает атеистических выводов из этой философии, как и большинство
приверженцев того идеалистического направления, одним из лидеров
которого является Сартр. Эти философские течения допускают, таким
образом, как религиозные, так и антирелигиозные выводы, что является
свидетельством несостоятельности философских основоположений обоих
течений, ибо научная философия не допускает антинаучных, религиозных
выводов.Уже с юношеских лет Рассел усомнился в
достоверности религиозных догматов. Чем больше он задумывался над ними,
тем более крепло его убеждение в их несостоятельности. От отрицания
догмата о бессмертии человеческой души он пришел к уверенности в том,
что признание бога-творца лишено всяких оснований, что все приводимые
теологами доказательства бытия бога не выдерживают критики.На протяжении десятков лет Рассел активно
боролся с религией – в своих статьях, лекциях, на диспутах, в
выступлениях по радио. В публичной лекции, прочитанной более сорока лет
тому назад, Рассел дает ясный ответ на вопрос: «Почему я не христианин?»
Христианство, как и всякая другая религия, покоится не на знании, а на
заблуждении. Главный источник этого заблуждения – страх: «страх перед
таинственным, страх перед неудачей, страх перед смертью».В этом объяснении корней религиозной веры
Рассел продолжал многовековую традицию домарксистского атеизма – от
Лукреция до Фейербаха. Страх же, согласно данной традиции, порождается
бессилием, беспомощностью человека перед лицом непостижимых и
недоступных его влиянию сил. Один за другим подвергал Рассел суду разума
выдвигаемые богословами и философами доказательства бытия бога,
вскрывая их логическую несостоятельность и софистический характер. Он не
ограничивался так называемыми классическими доказательствами,
рассматривая и новейшие попытки доказать недоказуемое: разум всегда
оказывается обвинителем, а не защитником теологов.Большое внимание Рассел уделял выяснению
той негативной роли, которую религия играла и играет в истории
человечества: ее упорной борьбе против научного познания; авторитарному
догматизму, противодействующему прогрессу и новаторству; порождаемым ею
распрям и междоусобицам, тормозящим единение человечества. Рассел
убедительно опровергал религиозные представления о происхождении морали,
приводил достаточно веские доводы, свидетельствующие о том, что
нравственное совершенствование достижимо лишь на пути преодоления
религиозных предрассудков.Многолетняя антирелигиозная активность
Рассела, в сочетании с его философским и моральным авторитетом,
литературно-публицистическим мастерством и непоколебимостью убеждений,
сыграла значительную роль в пропаганде атеистических идей в
капиталистических странах. Тем не менее теоретический и политический
уровень этой формы современного атеизма ближе к домарксистскому
просветительскому атеизму, чем к уровню, достигнутому марксизмом.
Пытаясь вскрыть земные корни религии, Рассел не проникает глубже
психологического, эмоционального уровня, не вскрывает социальной,
классовой основы религии. Опровержение религиозных догматов ослабляется
тем, что философской позицией Рассела являлся идеализм, неизбежно
ограничивающий критику веры в нематериальное, сверхъестественное.
Наконец, неприязнь к марксизму и коммунизму не позволила английскому
просветителю XX в. направить борьбу против религии по наиболее
действенному пути революционных социальных преобразований.Как по своим философским, так и по своим
политическим воззрениям Сартр существенно отличается от Рассела.
Соответственно и его атеизм характеризуется иным звучанием, иным
настроением, иной направленностью. В основе атеистических взглядов
Сартра лежат не столько логические аргументы, сколько психологические и
моральные мотивы. Не случайно критика им религии получила более яркое
выражение не в его философских, а в литературно-художественных
произведениях. Задачей Сартра является не столько логическое
опровержение теологических доказательств, сколько противодействие
эмоциональным стимулам веры, преодоление религиозных чувств.«Генрих, – восклицает герой пьесы Сартра «Дьявол и господь бог», – ты сейчас узнаешь о величайшем жульничестве –
бога нет... Бог не существует!.. Ты видишь эту пустоту над головой: то
бог. Ты видишь щель в двери: то бог. Ты видишь дыру в земле: то бог. Бог
есть молчание, бог есть отсутствие».Вера в бога, согласно Сартру,
несовместима с основоположениями экзистенциалистской философии, и те,
кто проповедует эту веру, противоречат своим собственным принципам.
Особенно явственно основоположения экзистенциализма якобы вступают в
противоречие с телеологическим характером религиозного миропонимания, с
его верой в разумность и целесообразность всего сущего и всеобщую
гармонию, предустановленную и охраняемую божественным провидением. Столь
же неприемлемо для экзистенциалистского антропоцентризма, по словам
Сартра, признание человека божественным творением: «Если есть бог, то
человек – ничто». Человек – не то, чем создал его бог, «человек есть то,
что он сам творит из себя... Человек есть не что иное, как то, что он
из себя делает. Таков первый принцип экзистенциализма».Вера в бога обрекает человека на
покорность и смирение, побуждает возлагать надежды не на самого себя, а
на иллюзорное сверхъестественное существо. Эта вера способствует
беспомощности и разобщению людей, она антигуманистична. «Я убил бога за
то, что он отделял меня от людей... Не потерплю, чтобы этот гигантский
труп отравлял людскую дружбу», – говорит Сартр устами своего героя.Религиозная вера и человеческая свобода
исключает одна другую. Дарованная богом человеку свобода воли под вечным
страхом греховности и наказания – сплошное лицемерие. Либо свобода,
либо воздаяние – третьего не дано. Религиозная мораль, основанная на
данных свыше заповедях, – прямое отрицание свободного выбора как
источника нравственного деяния.Казалось бы, перед нами решительный,
непримиримый атеизм. Но как далек он от научного атеизма! Ведь вместе с
божественным предопределением Сартр выбрасывает за борт своего
мировоззрения естественноисторическую закономерность, всякий детерминизм
вообще. Свобода превращается в субъективно-волюнтаристский абсолют,
отрицающий всякую причинную обусловленность и не связанный с познанием
объективной необходимости. Мораль, отвергающая всякие социальные нормы,
категорическим императивом которой является: «будь самим собой»,
лишается объективных критериев и перерождается в этический нигилизм. Не
случайно Сартру импонирует формула одного из героев Достоевского: «Если
бога нет, значит, все дозволено». Парадокс экзистенциалистского атеизма
состоит в том, что ничем не обусловленный, произвольный, свободный
выбор, требующий отрицания бога и разрыва с религией, вместе с тем не
допускает никаких ограничений, не может исключить «выбора» бога,
религиозного «ангажирования». И хотя, по словам Сартра, «бог мертв, это
факт: а факт не подлежит дискуссии», экзистенциалистское отмежевание от
научного атеизма превращает и веру и неверие в предмет произвольного и
равноправного личного самоопределения.Говоря о виднейших представителях
современного немарксистского атеизма, нельзя не отметить активной
антирелигиозной деятельности американского философа Корлисса Ламонта
(род. в 1902 г.). «Натуралистический гуманизм», как Ламонт называет свою
философскую позицию, в ряде существенных вопросов расходящуюся с
марксизмом, все же, в отличие от воззрений Рассела и Сартра, тяготеет к
материализму. Это придает его антирелигиозной аргументации большую
обоснованность, прочность и убедительность.Не случайно тема основного
антирелигиозного произведения Ламонта – бессмертие души. Это не только
один из основных догматов христианства, но и ключ к религиозной
психологии и морали. Ламонт опровергает догмат о бессмертии души во
всеоружии современных научных знаний, полностью разрушающих самый
фундамент религиозного верования. Он не довольствуется критикой
традиционных вульгарных представлений о взаимодействии души и тела, а
вскрывает несостоятельность более утонченных психофизических концепций,
стремящихся оправдать дуализм души и тела. Приговор науки, осуждающий
веру в бессмертие души и загробную жизнь, является окончательным и
безапелляционным. «Вся эта книга, – пишет Ламонт о своей «Иллюзии
бессмертия», – должна именно показать, что верить в бессмертие – значит
растоптать разум».Ламонт делает попытку выявить социальную
функцию веры в посмертное воздаяние. Эта вера, по его словам, подрывает
гуманистическое осознание ценности реальной земной жизни и необходимости
ее совершенствования и преобразования. «Если бы люди, – пишет он, –
осознали, что эта жизнь есть все, они были бы менее склонны примиряться с
обычными несправедливостями и неразумными сторонами нынешнего
существования и не оказывать им самого ожесточенного сопротивления». Вера
в загробное воздаяние, реабилитируя бога за царящую на земле
несправедливость, способствует примирению с этой несправедливостью в
предвидении неземного блаженства.В своей критике религии Ламонт все же не
доходит до понимания классовых корней религии и ее роли в классовой
борьбе, ограничиваясь расплывчатым гуманизмом и демократизмом. Признавая
ценный вклад марксизма в понимание исторических процессов, он тем не
менее не идет по пути исторического материализма, толкуя его упрощенно,
схематически, как только лишь «экономический материализм». Доказывая в
своей работе «Утверждение свободы и воли», что люди - не автоматы и не
марионетки судьбы, управляемой волей провидения, резонно отвергая
фаталистически понимаемый детерминизм, Ламонт неправомерно стирает
грань, отделяющую механический детерминизм от марксистско-ленинского
учения об исторической закономерности как диалектическом единстве
необходимости и свободы.При всем прогрессивном влиянии,
оказываемом атеизмом Ламонта на общественное сознание, при всей
решительности отрицания им какого бы то ни было сверхъестественного
начала, он делает все же характерную для буржуазного либерализма
формальную уступку традиционализму, когда допускает «переопределение»
термина «религия», сохраняя его для обозначения преданности высоким
идеалам.
Читайте также:
Марксистский атеизм
Источник: http://supercook.ru/religion/religion-04.html |
