В данной рубрике размещены статьи о великих учёных, философах, людях искусства и т.д., которые не верили в бога и в то же время добились всемирного признания.
«Я постоянно мыслил ясно и свободно» Людвиг Фейербах.
К 200-летию со дня рождения (28.VII.1804 – 13.IX.1872)
Теория атеизма может быть лишь плодом продолжительных исследований и воображения, охлажденного опытом и размышлением.
Поль Гольбах, «Системы природы»
Зульфия Тажуризина
Религия – единственный и всеобъемлющий оплот духовности, не имеющий культурной альтернативы, а её исчезновение привело бы общество к моральной деградации, – таково мнение ряда наших современников, в основании которого лежит многовековая теологическая традиция. Но существует духовное наследие, уже самим своим существованием опровергающее подобное мнение. Это понял уже Лукреций, который сознательно воспринял и развил культурную традицию, возводимую им к Эпикуру. «Силою духа живой» Эпикур одержал победу над религией и «своей мыслью и духом» прошел по безграничным мировым пространствам. Сам Лукреций свободно и легко поднялся мыслью в бесконечный мир. Он испытывал ощущение духовного взлёта, «стараясь дух человека извлечь из тесных тенет суеверий».
«...я променял теологию на философию. Вне философии нет спасения», «...я хочу прижать к своему сердцу природу, перед глубинами которой отступает в ужасе трусливый богослов; я хочу полюбить человека... Вернуть меня обратно к теологии было бы равносильно зажать дух в его отжившей оболочке, возвращению бабочки в свою куколку».
Людвиг Фейербах, хранитель и продолжатель многовековой традиции, восходящей к Эпикуру и Лукрецию, убедительно показал, что помимо религии в духовной жизни общества существует огромный пласт культуры – науки, искусства, морали, образования, – который, противостоя религии, однако, побуждает человечество к моральному и интеллектуальному совершенствованию не менее, а то и более, чем религия. Но скажут: Фейербах положительно относился к слову «религия» и даже использовал его для обозначения своего мировоззрения как «новой религии». Ф. Энгельс, как известно, весьма скептически отнесся к «освящению» Фейербахом чисто человеческих отношений словом «религия». Преодолеть веками устоявшееся обаяние привычного термина было непросто даже для атеиста Фейербаха. Он предлагал сохранить слово «религия» в качестве символа высшей ценности, изъяв при этом его собственно религиозное содержание. (Правда, чаще своё мировоззрение он называл «новой философией», «философией будущего».) Фейербах отличал «новую религию» от «религии в собственном смысле слова», предмет которой – «предмет фантазии, чувства, стремления к счастью» «из-за недостаточности образованности, учёности, критики» [1, с. 745].Мыслитель считал, что высшей ценностью, истинной религией, должны стать философия, политика, этика, образование. О себе Фейербах писал, что хотя он и атеист, но может признать себя и «сторонником естественной религии», – если понимать под ней жизнь в согласии с природой. «Собственно религию» он подверг основательному анализу, особое внимание уделив критике теологии как спекуляции на религии, а также идеалистической философии, считая последнюю утончённой формой теизма.
Параллельно изысканиям в области философии религии Фейербах осмысливал феномен свободомыслия в его различных формах, в многообразии его связей с религией и другими видами духовной деятельности. И если собственно религиоведческое творчество мыслителя за последние полтора века изучено, можно сказать, досконально, то его роль как исследователя духовных явлений, противостоящих религии, в литературе обозначена в самых общих чертах [2].
Интерес Фейербаха к вольнодумной традиции, поиск в ней гуманистического ядра не был случайным. Он рос в большой семье (у Фейербаха было четверо братьев и три сестры), духовные потребности которой не сводились только к религии. Отец мыслителя, Пауль-Иоганн, доктор философии, сторонник прогресса в области права, отстаивал принцип равенства перед законом; его учебник по уголовному праву издавался много раз, в том числе в России. Мать Людвига Вильгельмина сумела воспитать в детях жизнерадостность, самостоятельность, доверие и уважение к людям, веру в доброе начало в человеке [3]. Людвиг, учившийся теологии в Гейдельбергском университете, уже через два года (1825 г.) писал брату: «...я променял теологию на философию. Вне философии нет спасения». И отцу: «...я хочу прижать к своему сердцу природу, перед глубинами которой отступает в ужасе трусливый богослов; я хочу полюбить человека... Вернуть меня обратно к теологии было бы равносильно зажать дух в его отжившей оболочке, возвращению бабочки в свою куколку» [4, с. 242]. Мы знаем, что Фейербах, отбросив «отжившую оболочку» духа, стал позже сознательным атеистом. Он знал, что слово «атеизм» в пору его зрелости, в конце 1830?х гг., ассоциировалось с его именем: «Теперь атеизм называют фейербахианством» [5, с. 272]. Естественно, что он не мог оставить без философского внимания ту культурную традицию, в которую он органично вписался складом ума, моральными запросами, жизненными целями.
У Фейербаха нет работ, посвященных специальному исследованию понятия «свободомыслие». Свободомыслие как признание права разума на свободное критическое рассмотрение религии и свободное исследование мира и человека в сочинениях Фейербаха выражается в различных терминах – «Freigeist», «freie Gedanken», «Freigeistrei», «freisinnig» и т. д. По мере освоения философского наследия ему становилась всё более ясной и конкретной общая картина развития свободомыслия как реального исторического явления. Приобщение к этой духовной традиции давало сознание уверенности в своём праве исследовать религию с противоположных ей мировоззренческих позиций; вольнодумцы, жившие в разные эпохи в разных странах, воспринимались им не просто как безликие носители определённых идей, но как живые соратники в борьбе с догматизмом, невежеством, духовным угнетением людей. Он внимательно всматривался в те элементы их учений, в которых содержалась критика религии. Фейербах знал творчество древних философов – Эпикура, который «благодаря своей атомистике – лучшему противоядию от суеверий» приобрел заслуги перед человечеством [6, с. 323], Лукреция; видел в эпикурейцах, стоиках и аристотеликах тех, кто упразднял провидение. В сферу его внимания вошли вольнодумцы Возрождения Д. Ванини, Дж. Бруно, М. Монтень и особенно – свободомыслящие философы Нового времени Ф. Бэкон, Р. Декарт, Т. Гоббс, Б. Спиноза, П. Бейль и другие. Изучение наследия вольнодумцев отразилось на методах исследования им теоретических проблем. Так, характеризуя метод Пьера Бейля, Фейербах замечает, что тот всегда старался «схватывать вещи диалектически в их определенности...» Но ведь это и свойство самого Фейербаха. Он пишет о принципе единства противоположностей как характерном для «живой новой философии» в отличие от мёртвой схоластики средних веков, – естественно, считая себя последователем не схоластической, но живой новой философии. Прослеживая далеко не всегда прозрачный смысл бейлевских рассуждений, он приходит к выводу, что для выяснения подлинных взглядов мыслителя надо принимать во внимание время, когда тот жил, и тогда внимательный анализ текста позволит уловить скрытый смысл его содержания. Плодотворным является и применяемый Фейербахом метод выявления смысла, вкладываемого в каждом конкретном случае в общезначимое слово. Так, «теос, бог, есть голое имя, выражающее всё возможное, и содержание его бывает столь же различно, как различны времена и люди; поэтому всё дело в том, что кто понимает под именем бога» [1, с. 518]. Основной принцип в борьбе с теологией – её «полное, абсолютное, беспрекословное растворение» в антропологии – тесно связан с тезисом «природа есть основание человека». Метод Фейербаха состоит «в том, чтобы посредством человека свести всё сверхъестественное к природе и посредством природы всё сверхъестественное свести к человеку, но неизменно лишь опираясь на наглядные, исторические, эмпирические факты и примеры» [4, с. 267].
Фейербах хотел создать учение, которое помогло бы человеку найти «источник своих бед и страданий в себе самом, а не вне себя, как язычник, или над собой, как христианин» [1, с. 799]. Мыслитель был уверен в том, что творческая деятельность человечества позволит в будущем «превратить людей из друзей бога в друзей человека, из верующих – в мыслителей, из молельщиков – в работников, из кандидатов потустороннего мира – в исследователей этого мира, из христиан... – в людей, в цельных людей» [1, с. 810]. Мы видим, что для Фейербаха человек будущего – это цельный человек, олицетворение дружбы между людьми, высокого интеллекта, труда, науки, осваивающей именно посюсторонний мир. Но ростки будущего заключены в прошлом и настоящем. И Фейербах находит их в самых разных проявлениях культуры.
Людвиг Фейербах
В учении Фейербаха слово «свобода» – одно из ключевых, оно сопрягается со словами «счастье», «истина», «разум», «любовь», «совесть», «образование», «нравственность», «веротерпимость», «атеизм»... «Несвобода» же соотносится с невежеством, страхом, угнетением, нетерпимостью, теологией, верой в сверхъестественное. Вера, по его мнению, «по природе своей несвободна и ограничена». Она уничтожает естественные узы людей, вызывая враждебные настроения; она «зла по отношению к неверующим». Себя Фейербах характеризовал как человека, который «постоянно мыслил свободно и ясно». Свою «свободную» философию он рассматривал как ответ на социальную потребность современной ему жизни. В 1842 г. он констатирует утрату религиозности в Европе: христианство отвергается, превращаясь в простое название. «Место веры теперь заняло неверие, место Библии – разум, место религии и церкви – политика...» [7, с. 110]. Христианство стало препятствием для политической свободы, и многие люди начинают осознанно стремиться отвергнуть его. Фейербах полагал, что подлинная политическая свобода немыслима при господстве религии: «Истинная свобода – лишь там, где человек свободен также от религиозных предрассудков» [1, с. 733]. Потребность в политической свободе «вызывает необходимость новой, чистосердечной философии, не христианской, а резко антихристианской» [7, с. 109]. Понятно, что эта «новая» философия утверждала себя, обращаясь к наследию тех, кто выступал в защиту свободного разума. Фейербах высоко ценил Спинозу за то, что он следовал «своему свободному духу» и был «освободителем разума новейшего времени». Он подробно изучил творчество П. Бейля, чья философская и моральная позиция явно отразилась на его убеждениях. Бейль для него – «свободный мыслитель»; «спасибо ему как ревнителю свободы и разума». Фейербах выделил в сочинении Бейля фрагмент, близкий по смыслу его собственному мировоззрению: «Существует только один фундамент, один закон философии – это свобода духа и свобода убеждения» [5, с. 296]. Фейербах ценил Бейля за его стремление добиться свободы совести в условиях подавления церковью любого инакомыслия. Бейль, «один из сильнейших и радикальнейших борцов против религиозной нетерпимости», считал «догмат стеснения свободы совести» неразумным, низким и постыдным и требовал «истинной, полной, неограниченной веротерпимости», а не половинчатой, нечестной, ограниченной религиозной терпимости. По мнению Фейербаха, полная свобода совести может реализоваться в обществе лишь при условии терпимости к неверующим: «Только там, где свободно неверие, свободна также и вера» [5, с. 79].
Но свободное мышление, по Фейербаху, не сводится к требованию свободы совести, относящейся к разряду политических свобод. Вслед за Спинозой, связавшим свободное мышление с критическим подходом к религии, он акцентирует в понятии свободомыслия критическое по отношению к религии содержание, – критическое, в котором затаился аспект научный, философский: мыслить свободно – именно «так, как этого требует природа науки». Для него сферой свободного мышления является уже философия как область духовного творчества. При этом истинная философия, по его мнению, – критическая; «некритическая философия – это не философия». Любопытно, что, анализируя средневековое мышление, он не ставил непроходимой границы между философией и теологией, хотя и различал их. Он выделяет фрагмент из «Суммы против язычников» Фомы Аквинского, где тот сопоставляет позиции верующего и философа: «Философ почерпает свои основания из собственных причин вещей, верующий же – из первопричины. Поэтому они и пользуются совершенно различными методами» [5, с.266]. Средневековой философии Фейербах дает достаточно высокую оценку, что лишний раз свидетельствует о его бережном отношении к философскому наследию: да, схоластика была на службе церкви, говорит он, но «она исходила из научного интереса, будила и поощряла свободный дух исследования», помимо своей воли доказывала авторитет разума.
Не только философия, но и другие формы культуры, по Фейербаху, содержат в себе потенциал свободомыслия. В наши дни стала как?то уже привычной для многих мысль о совместимости религии и науки. Для Фейербаха же «благополучие науки, возникновение творческого духа было связано с закатом веры». И хотя католики могли заниматься наукой, но «научный дух противоречит духу католицизма». Поэтому науки начинаются там, где они выходят за стены монастырей и попадают в руки свободных людей. Признавал ли Фейербах свободным мышление тех, чья мировоззренческая позиция отличалась от его собственной, например Бэкона, Декарта или Лейбница? Не разделяя их мировоззренческих позиций, он скрупулезно фиксирует в их учениях элементынаучного подхода к миру, видя именно в них ростки будущей – свободомыслящей – культуры. Заслугу Бэкона он видит в том, что тот устранил препятствия на пути изучения природы, а тем самым косвенно устраняет само христианство, правда, как физик. Он высказывает, казалось бы, парадоксальное суждение о Бэконе: это «правоверный христианин, но в то же время неверующий, нехристианин». В Декарте Фейербах ценил преданность научному познанию и философии; считал, что «только в качестве философа он жив для нас сегодня... История философии ничего не знает о Декарте как католике. Католик фигурирует только в биографии». А как ёмко и выразительно охарактеризовал Фейербах духовный мир Гердера: «по специальности теолог, но по натуре и духу поэт и в то же время человек истинно натурфилософского склада ума и такта». В подобных суждениях вряд ли следует усматривать путаницу или интеллектуальное кокетство, в них проявляется тонкий и глубокий подход к сложной, пронизанной противоречиями духовной жизни конкретного общества и психологии конкретного мыслителя. В изображении Фейербаха внутренний мир верующего, в том числе верующего философа, далеко не одномерен, – он может быть бесконечно богатым, вбирая в себя разные грани духовной культуры. Фейербах показывает, что путь освобождения философии от религии труден и противоречив, но он ведет к подлинно свободной философии.
То же и относительно искусства – по Фейербаху, свобода искусства и свобода от религии органично связаны. Время расцвета средневекового искусства есть одновременно время упадка католической веры и церкви. Он сравнивает средневековое искусство с деревцем на колокольне, рождённым не её твёрдым камнем, а семенем, которое принесла туда «хитрая птица рассудка», – «когда же оно стало деревом, то разрушило старую колокольню». Искусство, по Фейербаху, только тогда является таковым, когда оно абсолютно свободно. «Истинное произведение искусства не принадлежит уже ни к какой церкви, ни к какой отдельной религии».
Анализируя соотношение морали и религии, Фейербах усмотрел «противоречие веры и любви»: «Что же общего у веры с любовью, у религии с моралью? Ничего...» Противопоставление морали и религии Фейербахом, конечно, носит утрированный характер, но его целью, скорее, было обоснование автономности морали, её связи со свободным мышлением: «Чувство добра тесно связано с чувством истины». И ещё: «Где разум, там царит всеобщая любовь» [8, с. 284, 295]. Освобождение от религии является условием для становления людей моральными: когда-нибудь люди овладеют искусством делаться без бога «воистину моральными и праведными», а именно, «когда они перестанут нуждаться в религии» [1, с. 728].
Многообразие проявлений свободомыслия фиксируется Фейербахом в понятиях «скептицизм», «эмпиризм», «рационализм», «пантеизм», «натурализм», «материализм», «неверие», «атеизм». Он показывает незавершенность, недостаточность уровня свободы от религии целого ряда ориентированных на критику религии феноменов свободомыслия. Так, он высоко оценивает эмпиризм как метод познания. Но эмпиризм сам по себе – это обыденное, «практическое» сознание; эмпирик отбрасывает теологию из неосознанного чувства нереальности теологических объектов, но суду разума эти объекты не подвергает, и в этом смысле «у него нет свободы». В то же время «эмпирический атеизм» и атеизм философский органично связаны: первый, фактическое отрицание христианства, лежит в основе второго, теоретического. Мыслитель пытается очертить сферу обыденного неверия; она представляется ему довольно широкой. Повседневная жизнь, считает он, по существу безрелигиозна, и даже просто любовь к человеку (не к Богу) «есть практический атеизм, отрицание бога в сердце, в помыслах, в действии». Макс Штирнер обвинял Фейербаха в том, что он будто бы «спасается от веры бегством в любовь», которая, по Штирнеру, есть принадлежность теологии. Но Фейербах ответил, что любовь – это путь, по которому он идет твёрдыми, уверенными шагами от религиозных грёз к человеку.
Герард (Геррит) ван Хонтхорст (1590-1656). Музицирующее общество
Эту картину можно назвать одним из бесконечного числа символов свободомыслия: в ней сочетаются творчество, жизнерадостность, молодость, дружба, оптимизм, гармония с природой. Но имеет ли она отношение к Фейербаху? Думаю, что имеет, и не только потому, что она косвенным образом выражает смысл его творчества, но и потому, что помогает ощутить непрерывающуюся традицию свободомыслия. Голландская живопись XVII в. (впрочем, как и голландская передовая культура того времени) отличалась вольнолюбивым духом. В этой атмосфере жил и творил Спиноза, «возвышенный характер» суждений которого о людях и «свободный дух» которого ценил Фейербах. Герард ван Хонтхорст, старший современник Спинозы, написал эту картину за три года до его рождения, в 1629 г., а до своей смерти в 1656 г. успел написать множество картин, высоко оценённых Рубенсом, Франсом Хальсом, Рембрандтом и другими.
Вспоминаются слова Пушкина: «Поклонник дружеской свободы, веселья, граций и ума»...
Вышеназванные понятия у Фейербаха имеют множество оттенков, они неоднозначны и употребляются нередко в разных, хотя и близких смыслах. Например, скептицизм может играть разную роль в зависимости от того, в какой системе мировоззренческих координат используется. «По?овечьи кроткий, слабоумный скептицизм Гюэ», уживающийся с христианством, связан с признанием слабости, несовершенства человека и ложности его разума, – это приниженное, придавленное сомнение. И наоборот, скептицизм критический по отношению к религии плодотворен, «только свободное, безусловное, всепожирающее, истинное сомнение представляет философский интерес» [6, 330], – Фейербах связывает его с именем Д. Юма, критически исследовавшего религию. Широкий смысл Фейербах вкладывал в пантеизм*: это «неопределенное общее выражение», содержание которого выявляется в зависимости от его конкретной разновидности. Одно дело пантеизм («теистический атеизм»} Гегеля, бог которого – «раздираемый противоречиями атеистический бог»; другое – натуралистический пантеизм Спинозы, органично смыкающийся с атеизмом. И все же, делая природу богом, говорит Фейербах, философский пантеизм делает из природы слишком много, а нужно брать вещи и трактовать их так, как они есть.
В кажущейся (а иногда, видимо, и в действительной) расплывчатости, несогласованности фейербаховских определений, оценок, выводов, скорее всего, проявляется осознание им факта богатства духовного мира человечества, бесконечного разнообразия типов человеческой психики и поведения, несводимых к строго очерченным схемам. Свободомыслие пронизывает сознание человечества, нередко выступая в странных, необычных сочетаниях с религиозными понятиями. Смыслы слов текучи, и многое зависит от их интерпретации. В устоявшихся религиозных терминах может скрываться совсем нерелигиозный смысл. Фейербах пишет об изменчивости смысла неизменяемой Библии: каждая эпоха вычитывает из нее лишь себя самоё. Одно и то же слово может означать совершенно различные вещи. «Как мало сказано словами «есть бог», или «я верую в бога», так же мало сказано и словами: «бога нет», или «я не верую в бога». Всё дело в том, каковы содержание, основа, дух теизма и каковы содержание, основа, дух атеизма» [1, с. 518]. Исходя из этого принципиального положения, Фейербах раскрывает сущность и проявления атеизма. И до него были мыслители, знавшие, что в слове «атеизм» заключены разные типы неверия в Бога, и что оно трактовалось по?разному. Гольбах разработал типологию людей, именуемых атеистами, особо выделив среди них тех, кто основывается «на требованиях природы и разума», на «истинном», «абсолютном» атеизме. Примерно то же у С. Марешаля: он выделяет среди неверующих «истинных атеистов», – «людей природы, без малейших нравственных изъянов».
И у Фейербаха есть понятие «истинный атеизм», тождественное по смыслу его «истинной религии». Интересно, что он не стал демонстративно отстраняться от атеизма, как это сделал Спиноза, не стеснялся называть себя атеистом. Выявляя благородные аспекты атеизма, он приводит обширные фрагменты из работ Бейля. Фейербаха интересуют прежде всего суждения Бейля о возможности общества атеистов, добросовестно выполняющих свои гражданские и нравственные обязанности.
Но кто такой, по Фейербаху, истинный атеист? Судя по всему, таковым он считал прежде всего себя. Говоря о себе в третьем лице, он рассуждал так: человек, знающий о том, что Фейербах атеист, ничего не знает о нём. А знать надо, что отрицание Бога Фейербахом – это отрицание отрицания человека и, соответственно, – утверждение истинного, политического, социального места человека взамен иллюзорного, фантастического его пребывания [9, с. 43?44]. Фейербах глубоко уважал трудящихся и хотел, чтобы атеизм «годился для народа». Пролетарии «обладают человеческим чувством собственного достоинства, человеческим стремлением к просвещению, человеческой страстью к труду. Они не хотят... быть знатными тунеядцами, бездельниками или кутилами» [10, с. 366?367]. Достоинство же атеизма измеряется его способностью помочь страдающему народу. Помимо истинного, существуют разновидности атеизма нерешительного, неуверенного, неясного. Это атеизм многих учёных, называющих себя атеистами, но считающих, что атеизм – дело не народа, а учёных господ, и что поэтому пропаганда атеизма святотатственна. Они не имеют мужества выступить на свет общественности, говорит Фейербах, их атеизм страдает светобоязнью, и потому есть «недостойный, пустой атеизм». Эти люди отрицают Бога, но скрывают это. Такой атеизм непригоден для народа, «у него всё остается по?старому». Смысл и содержание разных видов атеизма Фейербах связывал со спецификой определённых социальных групп. Раньше атеизм был лишь делом людей, живших роскошно, был показателем остроумия, тщеславия, богатства и фривольности, – пишет он, – «ныне атеизм есть дело рабочих умственного и физического труда и тем самым дело серьёзное, основательное, истинно правдивое и человеческое...» (8, с. 375]. философ констатирует наличие социальной несправедливости в обществе, сочувствуя тем, кто лишен всего самого необходимого. Он считал, что нужно стремиться устранить несправедливости и бедствия человеческой жизни, а не позволять злу беспрепятственно существовать, как это свойственно вере. «Истинный атеизм», таким образом, приобретает социальный, подлинно гуманистический характер – не случайно Фейербах называл себя коммунистом.
В последней части «Лекций о сущности религии» Фейербах сопоставляет атеизм с теизмом. «Отрицательный и разрушительный» теизм постулирует ничтожество мира и человека, приносит действительную жизнь в жертву фантастическому существу. В противоположность теизму, основательный, необходимый, истинный атеизм положителен, утвердителен, ибо, отрицая Бога, ставит на его место действительного человека, возвращает природе и человеку то достоинство, которое отнял у него теизм. И далее – настоящий гимн атеизму: «он либерален, щедр, свободомыслящ; он предоставляет каждому существу иметь свою волю, свой талант; он от сердца радуется красоте природы и добродетели человека: радость, любовь не разрушают, а оживляют, утверждают». Истинный атеизм помогает осознать, что необходимо создать лучшую жизнь на земле; не в одиночку, а соединенными силами устранить хотя бы самые вопиющие несправедливости. Однако мыслитель предложил утопический путь устранения социальных зол: поставить «на место веры в бога – веру человека в самого себя, в свою собственную силу» [1, с. 809]. Но не этим измеряется значение Фейербаха для судеб культуры и общественной жизни, а его гуманизмом, во многом обусловленным глубоким проникновением в сущность религии и свободомыслия, его влиянием на многие поколения марксистов, гуманистов, борцов с социальным и духовным угнетением.
Примечания:
Фейербах Л. Лекции о сущности религии // Фейербах Л. Избр. филос. произв. М., 1955. Т 2. См.: Кузнецов В. Н. Немецкая классическая философия. М., 2003; Яблоков И. Н. Религиоведение. М., 2001. См: Алейник Р. М. Воспитание в семье Фейербахов // Воспитать атеиста. М., 1988. Фейербах Л. Фрагменты к характеристике моей философской биографии. // Фейербах Л. Избр. филос. произв. Т. 1. Фейербах Л. Пьер Бейль. К истории философии и человечества // Фейербах Л. История философии. М., 1974. Т. 3. Фейербах Л. История новой философии // Там же. Фейербах Л. Необходимость реформы философии // Избр. филос. произв. Т.1. Фейербах Л. Сущность христианства // Избр. филос. произв. Т. 2. Фейербах Л. Предисловие к первому изданию собрания сочинений // Фейербах Л. История философии. Т. 1. Фейербах Л. Вопрос о бессмертии с точки зрения антропологии // Фейербах Л. Избр. филос. произв. Т. 1.
В учении Фейербаха слово «свобода» – одно из ключевых, оно сопрягается со словами «счастье», «истина», «разум», «любовь», «совесть», «образование», «нравственность», «веротерпимость», «атеизм»... «Несвобода» же соотносится с невежеством, страхом, угнетением, нетерпимостью, теологией, верой в сверхъестественное. Вера, по его мнению, «по природе своей несвободна и ограничена». Она уничтожает естественные узы людей, вызывая враждебные настроения; она «зла по отношению к неверующим». Себя Фейербах характеризовал как человека, который «постоянно мыслил свободно и ясно». Свою «свободную» философию он рассматривал как ответ на социальную потребность современной ему жизни. В 1842 г. он констатирует утрату религиозности в Европе: христианство отвергается, превращаясь в простое название. «Место веры теперь заняло неверие, место Библии – разум, место религии и церкви – политика...» [7, с. 110]. Христианство стало препятствием для политической свободы, и многие люди начинают осознанно стремиться отвергнуть его. Фейербах полагал, что подлинная политическая свобода немыслима при господстве религии: «Истинная свобода – лишь там, где человек свободен также от религиозных предрассудков» [1, с. 733]. Потребность в политической свободе «вызывает необходимость новой, чистосердечной философии, не христианской, а резко антихристианской» [7, с. 109]. Понятно, что эта «новая» философия утверждала себя, обращаясь к наследию тех, кто выступал в защиту свободного разума. Фейербах высоко ценил Спинозу за то, что он следовал «своему свободному духу» и был «освободителем разума новейшего времени». Он подробно изучил творчество П. Бейля, чья философская и моральная позиция явно отразилась на его убеждениях. Бейль для него – «свободный мыслитель»; «спасибо ему как ревнителю свободы и разума». Фейербах выделил в сочинении Бейля фрагмент, близкий по смыслу его собственному мировоззрению: «Существует только один фундамент, один закон философии – это свобода духа и свобода убеждения» [5, с. 296]. Фейербах ценил Бейля за его стремление добиться свободы совести в условиях подавления церковью любого инакомыслия. Бейль, «один из сильнейших и радикальнейших борцов против религиозной нетерпимости», считал «догмат стеснения свободы совести» неразумным, низким и постыдным и требовал «истинной, полной, неограниченной веротерпимости», а не половинчатой, нечестной, ограниченной религиозной терпимости. По мнению Фейербаха, полная свобода совести может реализоваться в обществе лишь при условии терпимости к неверующим: «Только там, где свободно неверие, свободна также и вера» [5, с. 79].
