В данной рубрике размещены статьи о великих учёных, философах, людях искусства и т.д., которые не верили в бога и в то же время добились всемирного признания.
6 апреля 1812 года – родился русский публицист, писатель, философ Александр Иванович Герцен.
Вначале XIX в. православная христианская церковь неограниченно властвовала во всех областях духовной жизни России. Однако обстановка в доме И. А. Яковлева – отца А. И. Герцена – не благоприятствовала воспитанию религиозных чувств. И. А. Яковлев видел в выполнении церковных обрядов лишь необходимость, определяемую правилами хорошего тона. В домашней библиотеке Яковлевых было большое количество произведений французских просветителей. «Катехизис попался мне в руки после Вольтера», – вспоминал позднее Герцен.
Однако в дальнейшем знакомство с произведениями утопических социалистов – последователей А. Сен-Симона приводит Герцена к мысли о необходимости, опираясь на раннее христианство, создать новую общечеловеческую религию – «новое», или «истинное», христианство, проникновение которого в жизнь людей гарантировало бы ликвидацию социальной несправедливости. Подобно сен-симонистам, Герцен увидел в воззрениях основоположников христианства стремление к такому обществу, где все будут равны, где интересы личности и общества будут находиться в полной гармонии.
Его «религиозные искания» продолжались несколько лет, вплоть до конца 30-х – начала 40-х годов. Это был период, когда Герцен подвергался жестоким репрессиям: в 1834 г. его, как человека опасного образа мыслей, царское правительство подвергает аресту, бросает в застенок Крутицких казарм в Москве, а затем отправляет в ссылку (Пермь, Вятка, Владимир). Длительное одиночество, переписка с религиозно-экзальтированной Н. А. Захарьиной, будущей женой, и общение с глубоко верующим талантливым скульптором А. Л. Витбергом – все это не могло не способствовать росту религиозных настроений. Но сущность «религиозных исканий» Герцена находилась все же за сферой личной судьбы. В них отчетливо проступает социальная направленность. В его произведениях конца 30-х годов «Лициний» и «Вильям Пен», по словам самого Герцена, «ясно виден остаток религиозного воззрения и путь, которым оно перерабатывалось не в мистицизм, а в революцию, в социализм». Здесь очень сильно звучит тема борьбы за социальную справедливость и, хотя революционное насилие еще отвергается как путь «богоотступный», в адрес сильных мира сего уже направлены угрозы. Вильям Пен восклицает, например:
Пора окончить мрачную эпоху. Христос сказал: «Иду рабов Освободить и попранных воздвигнуть». И скоро слово будет делом!
Борьба за полную свободу человека и выводит Герцена за пределы религиозного мировоззрения.
В 1842 г., находясь в ссылке в Новгороде, он познакомился с замечательным атеистическим произведением Л. Фейербаха «Сущность христианства». Это помогло ему окончательно отойти от религии.
Освобождаясь от «религиозных бредней», Герцен не объявляет религию простой выдумкой. Он далек от такого неисторического подхода, характерного для французских энциклопедистов. Герцен пытается выяснить причины появления религиозных верований и выявить их действительный смысл, скрытый и мистифицированный в религиозных понятиях.
Разрыв с религией поставил перед мыслителем во весь рост проблему самостоятельности, самобытности человека, его ответственности за порядки на земле. Герцен убежден не только в том, что «христианские призраки мешают» понять существо общественных отношений, но и в том, что «человек ищет полной свободы не для своеволья, а для разумно-нравственного бытия». Сущность человека Герцен видит теперь в том, что человек есть общественно-деятельное существо. Он не удовлетворен фейербаховским обоготворением любви как единственной формы общественной связи и ищет такое «всеобщее», которое не только не уводило бы человека на небеса, но и не замыкало бы в мирке личных интересов. Бичуя «преступное отчуждение от интересов всеобщих», Герцен, по существу, проповедует идею общественной, гражданской активности. Он преклоняется перед людьми, которые «не отрезались от всеобщих интересов гражданственности, искусства, науки». «Раскрыть свою душу всему человеческому, страдать и наслаждаться страданиями и наслаждениями современности, работать столько же для рода, сколько для себя», – в этом русский мыслитель видел одно из назначений человека.
Переход Герцена к последовательному атеизму не был актом моментальным и безболезненным, а занял несколько лет.
Но к началу 40-х годов он не только полностью отбросил религиозные представления, но и попытался определить их земную, рациональную основу. Начиная с этого времени Герцен неустанно борется с религиозной идеологией, в каких бы формах она ни выступала.
В произведениях, созданных в период жизни в России (до января 1847 г.), атеизм проводится Герценом скрытно. Проповедь единства материального и духовного, культ разума и подобные этим идеи были по-иному высказанным отрицанием веры, бессмертия души, религии как высшей формы познания. Насколько большое значение Герцен придавал своей проповеди атеистических идей, свидетельствует его разрыв по этим вопросам с одним из своих ближайших друзей – историком Грановским: вопрос о допустимости религиозной веры в бессмертие души положил рубеж между ними. При этом свой атеизм или, как он выражался, «реализм» Герцен связывает со своими радикальными политическими воззрениями.
Произведения Герцена периода эмиграции характеризуются открытыми атаками на религиозное мракобесие. В очень многих работах мыслитель полемизирует с телеологическим пониманием истории (провиденциализмом) и тезисом о свободе воли, как элементами религиозного миропонимания. Пропаганде основных принципов материализма он посвящает две работы, предназначенные для широкого русского читателя и написанные поэтому чрезвычайно популярно: «Опыт бесед с молодыми людьми» (1858 г.) и «Разговоры с детьми» (1859 г.). Герцен ведет публичную полемику с ярыми защитниками религии, в частности со славянофилом Ю. Самариным («Письма к противнику», 1864 г.). В ряде материалов «Колокола» он пропагандирует сочинения, которые, по его мнению, могут способствовать искоренению религиозных предрассудков. Во многих статьях и заметках «Колокола» Герцен показывает круговую поруку русского самодержавия и православной церкви, разоблачает фанатизм и полицейскую роль русских попов («По духовной и душеспасительной части», «Архипастырское рвение о мраке», «Распространение иезуитизма в Петербурге», «Секущее православие», «Во Христе сапер Игнатий» и др.). Особенно характерной в этом отношении является статья «Ископаемый епископ, допотопное правительство и обманутый народ» (1861 г.). Обращаясь непосредственно к «труженику и страдальцу земли русской», Герцен писал здесь по поводу событий, связанных с крестьянской реформой 1861 г.: «Крестьяне не поняли, что освобождение – обман, они поверили слову царскому – царь велел их убивать, как собак; дела кровавые, гнусные свершились.
Что же, кто-нибудь из кавалерственных архиереев пошел к народу объяснить, растолковать, успокоить, посетовать с ним? Или бросился кто из них… перед одичалыми опричниками, заслоняя крестом, мощами Тихона, своей грудью неповинного крестьянина, поверившего в простоте души царскому слову. Был ли хоть один? Кто? Где? Назовите, чтоб я в прахе у него попросил прощения… Я жду!
А покамест еще раз скажу народу: нет, это не твои пастыри; под платьями, которые ты привык уважать по преданию, скрыты клевреты враждебного правительства, такие же генералы, такие же помещики; их зачерствелое, постное сердце не болеет о тебе».
Трезвый мыслитель-реалист, на собственном опыте убедившийся в бесплодности связывать надежды на социальное обновление с религией, хотя бы и «новой», Герцен протестует против попыток некоторых его современников – демократических деятелей облечь свободолюбивые устремления в мистическую оболочку. Он борется также с остатками религиозной веры у польских, итальянских и других демократов (Маццини, Ворцеля и др.). Он помогает близким ему людям (художнику А. А. Иванову и др.) покончить с верой в бога.
Такое враждебное отношение к религии определялось социалистическим характером воззрений мыслителя: социализм, как строй разума в самом полном и простом значении этого слова, не нуждается, по мнению Герцена, в извращении сознания.
Герцен понимает, что существование религии связано с угнетенным положением трудящихся, с неразвитостью масс. Так, он пишет: русский крестьянин «бедный, обобранный дворянством, обворованный чиновничеством, обманутый освобождением (т. е. реформой 1861 г.), усталый от безвыходной работы, от безвыходной нищеты», «слишком задавлен, слишком несчастен, чтоб не быть суеверным. Не зная, куда положить голову в тяжелые минуты, в минуты человеческого стремления к покою, к надежде, окруженный стаей хищных врагов, он придет с горячей слезой к немой раке, к немому телу – и этим телом, и этой ракой его обманут, его утешат, чтобы он не попал на иные утешения».
Учитывая неразвитость сознания народных масс, Герцен допускал возможность использования языка религии для революционной пропаганды. Вовсе не случаен тот факт, что первое обращение его к народным массам с вольным русским словом характеризуется широким использованием религиозной терминологии.
Герценовская пропаганда приводила церковников в ярость. Святейший синод санкционировал печатание в 1859 г. в Берлине пошлой книжонки-памфлета «Искандер-Герцен», в которой Герцен «обличался» как разрушитель «веры христовой». Один из высших духовников, обер-прокурор синода А. П. Толстой, писал императрице о том, что следует запретить распространение произведений Герцена. Он увидел в работах Герцена «стремление к ниспровержению монархической власти, религии, нравственности, любви к отечеству и вообще всякого порядка, на основании неправильного истолкования пророческих, апостольских и евангельских истин с ссылкою на тексты священных писаний».
Вначале XIX в. православная христианская церковь неограниченно властвовала во всех областях духовной жизни России. Однако обстановка в доме И. А. Яковлева – отца А. И. Герцена – не благоприятствовала воспитанию религиозных чувств. И. А. Яковлев видел в выполнении церковных обрядов лишь необходимость, определяемую правилами хорошего тона. В домашней библиотеке Яковлевых было большое количество произведений французских просветителей. «Катехизис попался мне в руки после Вольтера», – вспоминал позднее Герцен.
