В данной рубрике размещены статьи о великих учёных, философах, людях искусства и т.д., которые не верили в бога и в то же время добились всемирного признания.
6 июня 1799 года– родился русский поэт, драматург и прозаик, борец с религией Александр Сергеевич Пушкин.
Огромное счастье для русской классической литературы в том, что начало ей положил гений великого Пушкина – гений жизнерадостный, сугубо земной, не тронутый мистицизмом и религиозными иллюзиями, гений, по выражению Горького, «психически здоровый и оздоровляющий». Благодаря этому вся последующая русская литература получила ярко выраженный реалистический, атеистический отпечаток.
Это всегда радовало поборников прогресса и приводило в ярость мракобесов, охранителей самодержавного правопорядка. «Посмотрите! – восклицал архиепископ одесский и херсонский преосвященный Никанор, выступая в церкви Новороссийского университета в день 50-й годовщины смерти Пушкина. – Посмотрите, до него все наши лучшие писатели – Ломоносов, Державин, Карамзин, Жуковский – были истинные христиане. С него же, наоборот, лучшие писатели стали прямо и открыто совращаться в язычество… Даровитейшие, самые модные из писателей взывают к общественному перевороту… Помолимся, да сгонит господь эту тучу умственного омрачения, нагнанную отчасти и предосудительным примером поэта…»
У рясоносных защитников алтаря и царского престола были все причины метать громы и молнии против Пушкина и при жизни его, и долгие десятилетия после смерти. Вся его жизнь, поэта и мыслителя, все богатейшее творческое наследие провозглашают и утверждают идеи добра, справедливости, свободы – свободы от всего, что угнетает человека, ставит на колени, в том числе и от духовных уз, от «мглы предрассуждений», от «предрассудков вековых», от «ложной мудрости», как называл Пушкин религию.
Атеизм Пушкина – неотъемлемая часть его материалистического мировосприятия, его здорового нравственного облика. И весьма существенная. Нельзя забывать, что Пушкин жил и творил в мрачную эпоху, когда официальная религия – православие – была прочной уздой, державшей в рабстве трудящиеся массы, когда безбожие и богохульство карались как тягчайшее преступление. Какое же богатырское мужество надо было иметь, чтобы через всю жизнь пронести верность свободолюбивым идеалам, смело провозглашать их каждой написанной и напечатанной строкой!
Пушкин всегда был безбожником. Воспитанный в семье, весьма равнодушной к религии, еще в детстве приобщившийся к идеям французских просветителей, зачитывавшийся Вольтером, вдохнувший в Царскосельском лицее свободолюбивого и антирелигиозного «лицейского духа», Пушкин очень рано определил для себя отношение к религии, к духовенству, к «священным» книгам. Это явственно отразилось уже в первых его стихотворных опытах. В 14 лет он пишет шутливую по форме, антирелигиозную по сути поэму «Монах». В первое увидевшее свет стихотворение «К другу стихотворцу» включает едкую и остроумную, несомненно восходящую к народному анекдоту басню о лицемерии религиозной морали. «Городок», «Бова», «Тень Фонвизина», «Из письма к В. Л. Пушкину» – в этих и многих других лицейских стихах Пушкин так или иначе выражает свое отрицательное, насмешливое отношение к религии, ее догмам, ее служителям.
Пушкинский атеизм не просто умозрительное, рационалистическое отрицание бога, а часть материалистического восприятия окружающего мира – мира материального, в котором для бога не остается места.
Вот юношеская «Элегия». Поэт, будто бы в предчувствии смерти, прощается с миром:
Это материальный, земной мир, об уходе из него скорбит поэт. И никаких мыслей о божестве, о его власти над жизнью и смертью человека, об утешении веры. Наоборот: «вера тихая меня не утешала». Поэт ясно сознает, что такое смерть: «хладная могила», «сумрак роковой», «ничтожества спокойный мрак», «вечная тьма». Скорбная минута прощания с жизнью не освещена для него верой в потустороннее бытие: «последний взор моих очей луча бессмертия не встретит», «тихий дух умрет в изнеможенье». «Дух умрет» – умрет бессмертная, божественная, по учению церкви, душа! Поэт начисто отрицает важнейшие религиозные представления о душе, о загробном воздаянии.
В послелицейские, преддекабристские, годы в Петербурге и в ссылках мужает вольнолюбивая, гражданственная муза Пушкина, осмысленнее, активнее, целенаправленнее становятся и его атеистические убеждения. Поэт глубже осознает социальную роль религии как пособницы тиранов в угнетении народа. «Мои элегии писаны против религии и правительства», – сообщает он одному из друзей. В свободолюбивых стихах этого периода рядом с призывами к ниспровержению тронов стоят и гневные строчки против охраняющих их алтарей. Трон и алтарь, «неправедная власть» и «мгла предрассуждений», религия – вот главные враги свободы. «Насчет небесного царя, а иногда насчет земного» – так определяет сам Пушкин точный адрес своей политической сатиры, достигающей вершины гневной, бунтарской силы в известном четверостишье:
Мы добрых граждан позабавим И у позорного столпа Кишкой последнего попа Последнего царя удавим.
Ядовитые эпиграммы на архимандрита Фотия, богохульные ноэли, гимн человеческому разуму «Вакхическая песня», полное скрытого смысла «Послание цензору» и откровенно антирелигиозное и революционное послание В. Л. Давыдову, лирическая «Птичка» и поэтические «Подражания Корану», кощунственные шутки «Христос воскрес», «Десятая заповедь», «Письмо к Вигелю» и знаменитая «Гавриилиада» – эти и еще многие произведения той поры вышли из-под пера зрелого, глубоко и смело мыслящего атеиста.
В «Гавриилиаде» Пушкин с убийственным вольтеровским сарказмом издевается над богом, который в его изображении оказывается, по сути, вовсе и не нужным («не правил он ничем – и без него все шло своим порядком»), высмеивает самые основополагающие догматы христианского вероучения – о первородном грехе, о непорочном зачатии Христа. Насколько меткими были сатирические стрелы «Гавриилиады», свидетельствует хотя бы донесение полковника Бибикова шефу жандармов Бенкендорфу о том, что Пушкин «нападает с опасным и вероломным оружием насмешки на святость религии, этой узды, необходимой для всех народов, а особенно для русских».
Интересно стихотворение этого периода «Свободы сеятель пустынный», которое сам Пушкин назвал «подражанием басне умеренного демократа Иисуса Христа». В нем ярко выражена несостоятельность религиозных нравственных поучений, не способных принести освобождение угнетенным народам. Тот, кто глубже задумается над этим стихотворением, поймет, что как раз евангельская проповедь и превращает людей в бессловесное стадо, которое «должно резать или стричь».
Важным этапом формирования атеистического мировоззрения Пушкина стало его пребывание в Одессе. Отсюда он писал одному из друзей: «…Беру уроки чистого афеизма. Здесь англичанин, глухой философ, единственный умный афей, которого я еще встретил. Он исписал листов 1000, чтобы доказать, что не может существовать разумного существа, творца и вседержителя, мимоходом уничтожая слабые доказательства бессмертия души».
Пушкина ссылают в Михайловское, причем в дополнение к обычному полицейскому надзору был установлен еще и надзор по духовному ведомству. Эта ссылка – не только два года напряженных творческих трудов, но и дальнейшие раздумья над проблемами религии, беседы с духовными лицами, внимательное чтение религиозной литературы. Об этом с особым умилением рассказывают те, кто поверил усиленно насаждавшейся церковниками легенде, будто грешивший в юности богохульством Пушкин в зрелых годах обрел веру в бога. По этой легенде, сосланный в Михайловское Пушкин, потрясенный печальным примером декабристов, наконец раскаялся в своих заблуждениях, возлюбил царя небесного (а заодно и земного, нового самодержца – Николая II и стал правоверным христианином, даже воспел свою веру в бога во многих стихах.
На самом же деле Пушкин, читая в Михайловском «священные» книги, все больше утверждался в мысли, что они всего лишь поэтические памятники. Он ходил в церкви, в монастыри, на ярмарки и проникался народным, стихийно-атеистическим духом, так замечательно переданным впоследствии в «Сказке о попе и о работнике его Балде». Пушкин здесь убедился, как глубоко коренится «в нашем народе презрение к попам и равнодушие к отечественной религии; ибо напрасно почитают русских суеверными: может быть, нигде более, как между нашим простым народом, не слышно насмешек на счет всего церковного», и пришел к выводу, которого не изменил до конца жизни: «Религия чужда нашим мыслям и нашим привычкам, к счастью…»
В бумагах, писанных в Михайловском, сохранился интересный отрывок, который пушкинисты условно назвали «Создание мира». Это – материалистическое по своей сущности, поэтическое переложение библейской легенды о сотворении мира, причем из этой легенды исключен… бог. Такая «безбожная», откровенно антирелигиозная полемика со «священным писанием» характерна для Пушкина, для которого в материальном мире не было места для бога.
В Михайловском Пушкин размышлял о социальной роли религии, ее значении в истории русского народа. Печатью этих раздумий ярко отмечен написанный здесь «Борис Годунов», а позже они отразились в «Истории Пугачева», в неоконченной «Истории Петра».
В последние годы жизни Пушкин много раздумывал и над нравственной стороной религии. В «священной истории», в «житиях святых» он искал сюжеты и образы для своих произведений. Об этих раздумьях и поисках свидетельствуют и лирические стихотворные циклы 30-х годов, и публицистические, критические статьи, и наброски незаконченных произведений, и многочисленные письма, и дневниковые записи, и журнал «Современник», который Пушкин издавал в течение последнего года своей жизни, и обширная подборка специальной литературы в его библиотеке.
Интерес Пушкина к религии несомненен. Но за этим интересом мы не находим того, что делает человека верующим, – веры в бога. Это интерес поэта, интерес историка, социолога, этнографа, лингвиста, и нет ни одного стихотворения, ни одного прозаического произведения, ни одной статьи, ни одного даже частного письма, где Пушкин представал бы перед нами как человек, верящий в бога. Да, он умел – и гениально умел – проникать в душевный мир верующего, передавать его мысли и чувства. Передавать, но не сливаться с изображаемым – в этом все дело. Герой, изображенный художником, и сам художник – ведь не одно лицо, даже если этот герой – «я» лирического стихотворения. И когда такой герой восклицает, к примеру: «Туда б, в заоблачную келью, в соседство бога скрыться мне!», то вряд ли правомерно делать из этого вывод, что написавший это поэт и вправду верит, будто бог обитает за облаками, и всерьез намерен уйти в монастырь. Вдумчивый анализ приводит к выводу, что все, даже самые «религиозные» стихотворения Пушкина, такие, как «Пророк», «Странник», «Отцы пустынники и жены непорочны», «Мирская власть», вовсе не свидетельствуют о том, что к концу жизни Пушкин уверовал в бога.
Советская литературоведческая наука начисто развенчала легенду о религиозности Пушкина, о «блудном сыне» Пушкине, вернувшемся якобы в лоно церкви. И ошибочны утверждения, которые и сейчас еще порой можно встретить в нашей литературе, – будто Пушкин «не был последовательным атеистом», будто у него в этом вопросе были «колебания» (правда, тут обычно добавляют «отдельные»). Конечно, Пушкин не был и не мог быть атеистом в нашем смысле слова – марксистским атеистом, но он был атеистом – и атеистом последовательным! – в том смысле, что в бога не верил, всем своим творчеством отвергал религию.
Огромное счастье для русской классической литературы в том, что начало ей положил гений великого Пушкина – гений жизнерадостный, сугубо земной, не тронутый мистицизмом и религиозными иллюзиями, гений, по выражению Горького, «психически здоровый и оздоровляющий». Благодаря этому вся последующая русская литература получила ярко выраженный реалистический, атеистический отпечаток.
