В данной рубрике размещены статьи о великих учёных, философах, людях искусства и т.д., которые не верили в бога и в то же время добились всемирного признания.
Почему верующие боятся расстаться со своими заблуждениями?
У меня в руках давний старообрядческий журнал, выпуск 1991 года. Статья некоего епископа Михаила. Автор комментирует рассказ дореволюционного писателя, Марка Криницкого. В рассказе этом история: один из гимназистов, Кедроливанский, юноша живой и думающий, в беседах с одноклассниками занимается тем, что мы бы назвали «антирелигиозная пропаганда». Причем – очень успешно. Его язвительные доводы неумолимо логичны и беспощадно вскрывают нелепость христианских мифов. Например, вот что он говорит своим слушателям:
«Если бог сотворил солнце только на четвертый день – то, значит, день и ночь зависят не от солнца, а от чего-нибудь другого. А так как ни от чего другого им зависеть нельзя, то отсюда ясно, что господин Моисей не был знаком с математической географией. Логически верно!»
«Разве могло солнце остановиться по приказу какого-то Наввина? – спрашивает он дальше – Рассуждайте… Во-первых, солнце не движется, а стоит на месте, и следовательно, незачем было ему приказывать стоять, – это раз. Но допустим, что Наввин сказал бы: «Стой, земля!» Тогда, по закону инерции, все вещи с нее должны были бы полететь в пространство, а сама она, на основании другого физического закона, моментально накалиться и сгореть».
Гимназистов до сих пор учили физике, химии и логике – и в тоже время преподавали закон божий, отрицающий всякую науку и выворачивающий наизнанку всякую логику. До сих пор в их сознании как-то умещалось и то и другое. Но вот Кедроливанский показал им, что христианские мифы не совместимы с наукой, что с научной точки зрения религия – нелепость. Единственная опора, на которой держались религиозные мифы – некритичность, привычная и бездумная вера – выбита. Сознание заработало. Расшатанная уже у многих гимназистов религиозность рушится окончательно, когда Кедроливанский приводит такой довод:
«Абсолютно нет никакого бога. Это выдумки жрецов, чтобы держать в повиновении и успешнее грабить народ. Таким образом, мир, в котором мы с вами уже порядочно времени обитаем, управляется без бога, в силу собственных своих, присущих ему законов… И очень даже простое доказательство. Мир, допустим, создан богом, а бог кем? Если не мог сам собою сотвориться мир и поэтому предполагают, что сначала был бог, то каким же образом мог сотвориться сам бог?»
Для нас, материалистов, работа Кедроливанского – благо. Он освобождает разум молодых людей от оков, пробуждает мысль. Однако для эпископа Михаила, который комментирует рассказ, гимназист Кедроливанский – персонаж демонический. Для него Кедроливанский – развратитель, который погубил души юношей, причинил им страшное зло.
А то, что гимназисты перестали верить в религиозные мифы, считает епископ – страшная катастрофа и несчастье для них.
Кстати, в рассказе описывается, что некоторые юноши, понимая умом правду доводов Кедроливанского – боятся этой правды, слушают ее с тревогой и смятением. Вот как описываются чувства одного из гимназистов: «Трунин почувствовал, что вселенная стала без дна. Ему стало страшно и больно».
«Вселенная стала без дна»… То есть юноша, до этого религиозный, утрачивая свою религиозность – ощущает это как катастрофу, теряет почву под ногами.
В мировой литературе можно встретить немало похожих описаний. И почти везде одно и то же – люди, теряя веру в бога, чувствуют ужас и отчаяние.
Мы видим то же и в жизни: верующий человек судорожно держится за привычные мифы, даже если уже видит их нелепость. Он предпочитает отгородиться от разума, он начинает ненавидеть сам разум – от страха за свою веру, которую он потеряет, если позволит своему разуму работать.
Почему же верующие так страшатся расстаться со своими заблуждениями, воспринимают это как катастрофу?
Человеку необходимо создать в своем сознании осмысленную картину мира. Без этого его собственная жизнь не будет иметь смысла. Но человек видит вокруг себя жестокость, страдания и несправедливость. Все кругом ненадежно и непонятно. Мир враждебен.
Так где же смысл этого жестокого мира? И куда спрятаться человеку?
Человек прячется за бога. Бог нужен ему, чтобы убежать от страшного мира, чтобы загородиться. Пусть мир страшен, жесток и уродлив, говорит себе человек – но зато есть бог, и он прекрасен, милосерден и справедлив. И в этом – оправдание мира, а иначе он мне непонятен, враждебен, ужасен. Иначе я повисну в пустоте, погибну.
Бог нужен тем, кому мир кажется недостаточно хорошим без бога. Бог им нужен затем, чтобы примирить их с этим миром – который видится им ненадежным, страшным и жестоким.
Чтобы человеку стал не нужен бог, он должен сам понять – что мир хорош и без бога. Понять, что даром ничего не дается – все нужно добыть в борьбе. Никто не обязан приготовить для него добрый и счастливый мир. Но он может борьбой добыть свое право на жизнь и свободу в этом мире – право на звание Человека.
Мир всегда в борьбе – потому что борьба и есть жизнь. Для этого человек и пришел в этот мир – сражаться за то, чтобы он стал лучше. Только борьба движет мир вперед, обновляет и спасает от смерти. Звезда и пшеничный колос, дерево и птица, океан и человеческое общество – живут и развиваются по одним и тем же законам. Идущая в них борьба противоположных начал ведет их путем вечного обновления, вечного движения вперед.
Жизнь, вечно обновляя себя – вечно сама себя уничтожает и возрождает. Едва зародившись – уже идет к своему концу – и уже готовит новое зарождение и новый расцвет новой жизни. Ибо, как сказал Гераклит Эфесский: «Мир, единый из всего, не создан никем из людей и никем из богов, а был, есть и будет вечно живым огнем, бесконечно воспламеняющимся и бесконечно угасающим». И человек – часть этого огня. Воспламеняясь и угасая, он идет вместе со всей вселенной – путем вечного обновления.
Человеческое общество живет по тем же законам, как и вселенная. Борьба противоположных сил движет его вперед. Борьба между новым и старым, между силами развития, силами революционными – и силами регресса, силами контрреволюционными.
Для того, кто научился видеть эту борьбу, распознавать эти силы – общественные процессы перестают быть беспорядочной и необъяснимой сутолокой. Он понимает смысл этой борьбы и свое место в ней. Он без страха встречает бури общественных потрясений, и не прячется в объятия несуществующего бога, не ищет утешения в выдуманном, иллюзорном мире.
Наука, которая учит этому, раскрывает законы природы и общественного развития, показывает борющиеся в обществе силы – называется диалектическим материализмом.
Тот, кто овладел этой наукой, знает – мир хорош. Для нас, материалистов – мир целостен и осмыслен, жив и прекрасен. Мы знаем, что все связано со всем, и человек – в родстве со всем, что есть. Он не жалкое и слабое существо, не игрушка слепых и жестоких сил, у которой одно спасение – склониться к ногам ею же выдуманного бога.
Человек – сотрудник вселенной в ее вечной работе, работе обновления и развития, ее брат и товарищ. Но человек совершает эту работу осознанно. Если природа просто живет по действующим в мире законам – человек способен познавать их, и, опираясь на них, сознательно заниматься усовершенствованием мира и себя в этом мире.
У меня в руках давний старообрядческий журнал, выпуск 1991 года. Статья некоего епископа Михаила. Автор комментирует рассказ дореволюционного писателя, Марка Криницкого. В рассказе этом история: один из гимназистов, Кедроливанский, юноша живой и думающий, в беседах с одноклассниками занимается тем, что мы бы назвали «антирелигиозная пропаганда». Причем – очень успешно. Его язвительные доводы неумолимо логичны и беспощадно вскрывают нелепость христианских мифов. Например, вот что он говорит своим слушателям:
