Религиозная картина мира содержит представление о сверхъестественном, веру в реальность сверхъестественного. Этот признак дает возможность отличить религиозную картину мира от нерелигиозной, пусть даже последняя в каком-нибудь конкретном случае будет не менее ошибочной, чем первая. Вера в сверхъестественное означает, что наряду с обычным, естественным миром, с которым человек сталкивается в своей повседневной практике и к познанию которого приложимы законы логического мышления, признается и иной мир, коренным образом отличающийся от первого, существующего на совершенно иных основаниях, повинующийся совсем иным началам, чем те закономерности, которые господствуют в реальном мире. Характер этих начал настолько не определен и неясен для самих верующих, что они или трактуются скорее негативно, чем позитивно, - с точки зрения того, чего нет в сверхъестественном мире, а не того, что в нем есть. Пожалуй, единственный позитивный признак, который религиозное сознание приписывает сверхъестественному миру, заключается в том, что в нем возможно все или по меньшей мере многое из того, что невозможно в мире естественном.

Применяя термин «сверхъестественный мир», мы имеем в виду не только и даже не столько некое пространство, в котором по религиозным представлениям могут происходить явления принципиально отличные от естественных, речь идет о мире явлений, которые могут, с религиозной точки зрения, происходить не только «на небе, но и на земле, среди живых и неживых существ и предметов». Как представляется религиозному сознанию, миры естественный и сверхъестественный взаимно переплетаются и пронизывают друг друга. Естественные явления и предметы могут оказаться, с точки зрения религиозного сознания, пронизанными сетью сверхъестественных черт и особенностей, обусловливающих возможность того, что с этими естественными предметами происходят сверхъестественные события. При этом далеко не всегда сами верующие отчетливо разделяют наличествующие в их сознании представления о естественном и сверхъестественном.

Сверхъестественным (сверхприродным) мы обычно называем то, что противоречит естественным (природным) законам. Такое определение очень неточно. Биологические явления противоречат законам механики, законы механики нельзя распространять на химические явления и т. д. За границами действия любого закона протекают противоречащие ему явления. Но они от того не сверхъестественны. Нельзя сказать, что сверхъестественное противоречит всем законам вообще: так ни один миф мы не сможем отнести к сверхъестественному, потому что нам могут быть известны не все законы. С другой стороны, мало ли фантазий, противоречащих известным и неизвестным законам, которые все же никак не относятся к сверхъестественному. Как известно и в науке есть фантазии, которые воспринимаются часто даже не в качестве гипотез, а в виде достоверного знания – вроде флогистона у химиков 18 в. или мирового эфира у физиков 19 в. Они не соответствуют законам, и все же это наука, не мистика. Потому что, хотя это фантазии, но фантазии о законах, потому-то они и могут быть проверены практикой или отвергнуты, или доказаны.

Предвидим недоумения: как же так, сверхъестественное противоречит не тому или иному закону и даже не всем законам вообще. Так, может быть, оно соответствует естественным законам? Нет, конечно, оно противоречит не одному, так другому закону. Но такое определение сверхъестественного, как мы убедились, совершенно не отделяет его от естественных явлений и фантазий и, стало быть, недостаточно и неудовлетворительно. Законом называют неизменность в изменениях, непременную однородность действия всех однородных вещей. Таково постоянство свойств (снег бел), постоянство количественных отношений в движении (скорость звука в определенной среде) и т. д. Всеобщность законов диалектически едина с их ограниченностью: однородно действуют лишь однородные вещи в однородных условиях. А сверхъестественное - это как раз то, что противоречит самой сущности закона как такового – непременной однородности действия однородных вещей.

Но это совершенно не смущает теологов и мистиков всех направлений. По их просвещенному мнению, в мире звучит божественный глагол, в частности, время от времени происходят события, непосредственно «доказывающие» существование сверхъестественного – чудеса. Правда, если бы существование сверхъестественного было очевидным, церковники не старались бы доказывать его. Ссылаться в доказательстве сверхъестественного на чудеса - значит сверхъестественное доказывать сверхъестественным.

Мы хотели бы, чтобы читатель нашей работы призадумался над вопросом: видел ли он сам когда-нибудь чудо собственными глазами или только слышал о чудесах от других людей? И уверен ли он в том, что когда ему приходилось собственными глазами видеть странное явление, похожее на чудо. Не было обмана или самообмана? Без тени сомнения мы можем утверждать, что подавляющее большинство читателей скажет, что собственными глазами они никогда чудес не видели, но вот дед рассказывал, сосед рассказывал, что ему знакомый говорил и т. д.
Не исключено, правда, что кто-нибудь и собственными глазами видел что-то похожее на «чудо». Но каждый раз в этих случаях не было главного - проверки. Если разобраться в каждом таинственном случае, он окажется вполне объяснимым, а чудо предстанет перед нами или как результат самообмана, или как ловко инсценированное жульничество.

Нередко чудом называют просто диво, явление для кого-то необычайное, необъяснимое и потому удивительное. Экзотические явления, подобные гипнозу или полярным сияниям, давно уже исследованы и подробно описаны. И в наш просвещенный век трудно найти уже мистика, который видят в них чудеса. Одни дива поблекли, зато открылись новые дива. Сегодня удивляются каким-нибудь квазарам, «чудесным исцелениям» и т. п. Но, как и в прежних загадках физики, астрономии, психологии и т. д., мистики подозревают в этих новых дивах сверхъестественное. Переменились только дива, но не манера мистиков подозревать в них чудо. Они всегда предполагали возможность сверхъестественного там, где еще не обнаружены причины естественные. Мир постоянно загораживается от людей загадками. Но, разгадывая их, люди ни в одном случае не нашли за ними сверхъестественного - этот факт может служить основанием для заключения (экстраполяции), что и в будущем оно не будет найдено.

За отсутствием «настоящих» чудес мистики и верующие предлагают нам рассказы о них. Но если мы хотим правильнее мыслить, мы должны соблюдать законы логического мышления, в том числе закон достаточного основания. Он гласит: все, что ты мыслишь, должно иметь достаточное основание. Если нам предлагают мыслить, допустим, библейские чудеса как реальные, происходившие когда-то события, то мы должны знать основания, которые позволяют нам делать это. В самом деле, откуда мы заем, что эти чудеса действительно происходили? Сами по себе рассказы о них не содержат абсолютно никаких гарантий достоверности. Ведь если я сообщу Вам, что вчера я воскресил человека, умершего три дня тому назад, Вы или просто не поверите, или потребуете доказательств. Сам факт того, что я рассказываю об этом, Вам, безусловно представится далеко не достаточным основанием для признания достоверности данного события. И Вы будете совершенно правы: мало ли что можно рассказать! Когда рассказывают о таких событиях, которые сами по себе правдоподобны, мы обычно все равно ищем подтверждения этим рассказам, в особенности, если вопрос для нас важен, мы не удовлетворяемся одним сообщением. Но года нам говорят о событиях невероятных, о том, что пятью хлебцами накормили 5 тыс. человек, что воскресили мертвеца, который уже стал разлагаться, что море расступилось по требованию человека, мы не можем не требовать подтверждения и доказательств. А этих доказательств, конечно, нет и не может быть.

Но дело вовсе не в том, что предпринимавшиеся до сих пор попытки доказать мистику были неудачны. Доказательство сверхъестественного невозможно принципиально, ведь логическое доказательство заключается в открытии соответствия идеи действительности посредством соотношения идей, соответствие которых действительности открыто непосредственно. Вот почему из естественной действительности никакими ухищрениями нельзя вывести сверхъестественного. Чтобы случайность или мораль, цель, причинность или другое отношение стало доказательством сверхъестественного, надо найти в нем сверхъестественное. Если же эти отношения целиком естественны, то любые поиски в них доказательств сверхъестественного бесплодны: естественное не может быть доказательством сверхъестественного.

Но после такого поражения теология поднимается в контратаку: а можно ли опровергнуть существование сверхъестественного? «Какой эксперимент должен я сделать, чтобы убедиться, что бога нет?» - спрашивает А. Кураев в своей статье «О вере и знании - без антиномий». Ну, во-первых, хочется напомнить уважаемому профессору Свято-Тихоновского богословского института одно из положений Римского права. Ei incumbit probatio, qui dicit, non qui negat. Тяжесть доказательства лежит на том, кто утверждает, а не на том, кто отрицает.

Во-вторых, отец Андрей отнюдь не оригинален. Мысль о недоказуемости и о неопровержимости сверхъестественного, хотя обычно этого не подозревают, имеет такую же давнюю историю, как и мистика с атеизмом. Еще в Древней Греции и в атеизме и в мистике сомневались Протагор, Пиррон, Карнеад. В средние века этого взгляда держались дуалисты, признающие возможность «двух истин» - мистической и естественной (например, Ф. Бэкон). Мысль о бездоказательности и мистики и атеизма разделяли Паскаль, Кант, Л. Толстой, известный философ-теолог С. Булгаков, Ясперс, Джеймс, Марсель, Франк и многие другие.

Утверждение дуалистического агностицизма о недоказуемости бога для теологов, очевидно, неприятно. Но признание его неопровержимости их устраивает и активно используется. Соглашаясь, что «мы не имеем права делать какие-либо предположения о неизвестном нам во вселенной», агностики все же выводят из недоказуемости и неопровежимости сверхъестественного его возможности в неведомой нам громадности. Но допущение вероятности сверхъестественного оказывается лишь началом. Соглашаясь, что случайность, целесообразность, чудо и т. п. не могут служить «очевидным доказательством», многие агностики, начиная с Канта, Милля, Спенсера и до современных прагматистов, подводят нас к мысли, что вероятность существования сверхъестественного делает эти доводы сильными.

Но почитатели сверхопытного со своими ликованиями и почитатели «непосредственно данного» - с сожалениями - поторопились. Недоказуемость и неопровержимость чего бы то ни было означает, что оно никак не может сообщаться с нами, то есть обнаружиться для нас. Но необнаружимость для нас в свой черед еще означает, что оно не может обнаружиться и для сего мира, с которым мы сообщаемся, - для естественной вселенной: иначе оно, может быть, еще не сообщалось, но могло бы сообщаться с нами опосредованно, через эту вселенную. И чтобы быть совершенно недоступным знанию, надо совершенно не взаимодействовать с миром ни в какой форме. Но едва ли хоть одного мистика устроит такое сверхъестественное, которое не сообщается со вселенной - нигде, никогда и никак: ни вселенная никак не действует на него, ни оно на вселенную. Кому нужен такой глухой и бездеятельный бог? Учение о «двух непересекающихся плоскостях», естественной и сверхъестественной, противоречит главному основанию всякой мистики - представлению о зависимости земного мира от небесного.

Но и это еще не все следствия непостижимости. Что, собственно, значит, что сверхъестественное нигде, никогда и никак не действует на нас и на вселенную и не подвергается действию? Да ведь это значит, что сверхъестественное не существует. Потому что существование состоит в действии. Верующие в бога сами отвергают возможность узнать, чем он является. Все, что могли до сих пор сказать о сверхъестественном, негативно - не естественно, не видимо, не познаваемо, не конечно и т. д.
Логическое продолжение этих отрицаний, единственно совместимое с ними, не существует. Абсолютное познание - всего и полностью - цель пока недостижимая не только для одного человека, но и для всего человечества. И тем не менее мы можем уверенно отмести всякую мистику. Потому что если что-то существует, то могут быть и доказательства. Сверхъестественное же, по представлению мистиков, никогда не может быть ни доказано, ни опровергнуто.

Хочется еще заметить, что в сознании даже самого богомольного верующего большую часть составляют вовсе не иррациональные представления, а знание естественных законов, которым он следует почти во всех своих действиях: наливает ли он воду, зажигает огонь, кладет кирпичи, проводит научное исследование, рисует, почти всегда, пока он не столкнулся с непонятными и неподвластными силами, он действует как атеист, рассчитывая не на чудо, а на природные постоянства. Он наклоняет стакан в расчете, что вода потечет вниз, а, скажем, не подпрыгнет вверх. Если бы поклонника чудесного на каждом шагу ждали такие сверхъестественные капризы, он взвыл бы от горя и взмолился бы вернуть ему естественность. Если понятны естественные причины явления и найдены естественные средства овладения им, то не нужно сверхъестественное, и наоборот. Если больной выздоравливает «от» молитв, то зачем врач? И наоборот. Таким образом атеистическое и мистическое истолкование исключают одно другое. Их противоречие бьется и в сознании мистика, который обращается к таинствам вопреки изумлению своего разума.