В данной рубрике размещены статьи о великих учёных, философах, людях искусства и т.д., которые не верили в бога и в то же время добились всемирного признания.
Совсем недавно мы, будущие социальные педагоги, посетили Православный центр прикладных искусств монастыря «Голосеевская пустынь». Нужно сказать, что это посещение предполагало не столько знакомство с методикой воспитания и социализации личности, сколько с жизнью и воспитанием молодёжи в религиозной среде.
В наше время считается, что церковь является средоточием нравственности и морали, а воспитание в стенах её учреждений чуть ли не автоматически делает подростка человеком высокой духовности и стойких жизненных принципов. Современное общественное сознание выделяет для церкви роль педагога, не худшего, чем Макаренко и Сухомлинский. В этом, ко всему прочему, мне тоже захотелось убедиться воочию.
Буклет этого учреждения рассказывает, что обучение проводится по четырём основным направлениям: деревообработка, изобразительное искусство, кулинарное и портное дело. Параллельно преподаются «предметы православного содержания» (дающие потом возможность продолжить обучение в духовной семинарии). Одновременно, ученики продолжают обучение в светской средней школе в 10-11 классах и получают аттестат о среднем образовании. Но главное, что привлекает родителей и родственников – это полное довольствие учеников. «Как у бога за пазухой», – любят говорить в таком случае.
Наше знакомство началось с того, что нашей группе представили несколько священников-педагогов, которые согласились провести экскурсию по Центру. Они оказались довольно общительными и сразу начали расхваливать своё учебное заведение. «Кроме профессии, наш центр даёт детям ценностный духовный ориентир, – уверенно, как на проповеди, повествовал служитель церкви. – К нам попадают дети из разных семей. Знаете, порой трудно приходиться, но наш Центр наставляет всех на путь истинный».
Священнослужители водили нас по уютным и чистым мастерским, где проходят практические занятия. Дети привычно работали на своих местах, и, казалось, не обращали на нас никакого внимания. «Здесь производиться много полезных вещей, – продолжал наш гид. – Стулья, рамки для икон. В художественных студиях пишут иконы; в кондитерском цехе пекут просфоры и сладости, а в швейной мастерской выкраивают и шьют ризы». «А куда же девают произведённые продукты?» – поинтересовалась я. «Продаём в церковной лавке при монастыре. Не выбрасывать же...», – немного смутился рассказчик. Впрочем, смущение это вполне понятно – ведь за товар, предварительно освятив его, выручат немалые деньги. Конечно, церковная бухгалтерия – это неприкосновенность и вмешиваться в эти дела я не хочу (церковь скорее простит нападки на 11 из 12 статей её «символа веры», чем на 1/12 её денежного дохода), но меня очень заинтересовало в тот момент: а не окупается ли полностью содержание учеников за счёт продажи их же изделий? Да, от церкви в наши небогатые времена ждут благотворительности, мебель и одежда нужны многим детдомам и интернатам. Но это, ни в коем случае не упрёк, деньги нужны всем, и это можно понять.
Когда настало время вопросов, я первым делом спросила: «А есть ли в вашем центре отбор желающих?». «Конечно же есть! Сначала вступающие находятся у нас около 2 месяцев на испытательном сроке. Мы за ними наблюдаем, и оставляем только пригодных», – довольно ответил священнослужитель. «Так что вы, «недостойных» отсеиваете и не пытаетесь их исправить?» – огорчилась я. «Но ведь это не наше дело! Пусть этим занимаются специальные исправительные учреждения. Если гнилое яблоко положить рядом со здоровыми – загниют все!» – и после такой образной аналогии он немного расслабился. Но я не отступала: «Как же, разве не вы говорили, что к вам попадают дети из разных семей, а вы их исправляете?». «Да, но мы стараемся не брать проблемных детей. Что ж тут возмущаться – система отбора сейчас существует везде: от школ до вузов. Главное, как ребёнка сформировали в семье, дальше уже трудно что-либо изменить». Тут же на помощь своему наставнику пришёл один из сопровождающих нас парней учеников. Хорошо заученным, почти стихотворным слогом, глядя в стену, он начал монотонно декламировать, что человек – это дерево, семья – корни; молодое дерево от ветра гнётся, и лишь корни позволяют ему устоять; но если корни гнилые...
Здесь мне стало обидно, не столько за монастырское обучение (оно сформировано ещё в тёмное средневековье, и с тех пор мало изменилось по существу), сколько за наше, светское образование. В этом церковник был совершенно прав. Вместо того, чтобы трудиться, и тяжело трудится, создавая из детей личности, наша педагогика стремится отобрать лучших, и на этом всё заканчивается. Брак, он, конечно, может быть, только вот лишь при производстве товаров и вещей, но не как не личностей. Яркий тому пример, педагогика Макаренко, которому на практике удалось сформировать из малолетних преступников и негодяев настоящий пример для подражания тогдашнему обществу (а уж сегодняшнему тем более). Как потом писал сам Макаренко: «Это – распространенное мнение, что у человека должны быть и достоинства и недостатки... Как «удобно» становится жить при сознании: достоинства имею, недостатки тоже есть... Но с какой стати должны быть недостатки? А я говорю: никаких недостатков не должно быть. И если у вас 20 достоинств и 10 недостатков, мы должны к вам пристать, а почему у вас 10 недостатков? Долой 5. Когда 5 останется – долой 2, пусть 3 останется. Вообще, от человека нужно требовать, требовать, требовать! И каждый человек от себя должен требовать. Я бы никогда не пришел к этому убеждению, если бы мне не пришлось в этой области работать. Зачем у человека должны быть недостатки! Я должен совершенствовать коллектив до тех пор, пока не будет недостатков. И что вы думаете? Получается схема? Нет! Получается прекрасный человек, полный своеобразия, с яркой личной жизнью. А разве это человек, если он хороший работник, если он замечательный инженер, но любит солгать, не всегда правду сказать?»
Также, по сему поводу, вспоминаются мысли из книги В. А. Босенко «Воспитать воспитателя», что «одним из самых популярных в лексиконе руководителей учебных заведений является слово «отбор», им на смену приходят другие, когда таким словом становится «отсев», «неудачный набор» и т.п. Говорят, почти четвертая часть поступивших отсеивается в первый же год. Вот так, не успели еще засеять «ниву», а уже давай косить. Но косить – не сеять. Да и все стремятся в косари, а не в сеятели. <...> Если все отбирают (и всем, конечно, подавай самых-самых и в готовеньком уже виде), то кто же будет создавать, готовить, формировать, воспитывать, в том числе и качества, так пользующиеся спросом при отборах, – призвание, способности, интерес, да еще и непременно к данной профессии?»
Погружённая в свои грустные мысли, я отказалась от посещения монастырского храма. Несколько девочек тоже остались во дворе и не знали, что делать дальше. Это был конец экскурсии, и мы решили возвращаться в университет. По заснеженной дороге нам навстречу, в монастырь, ехала шикарная иномарка, поэтому мы не сразу услышали догоняющий нас топот ног и мужские голоса. Это были монастырские ученики, которые до этого, пока мы ходили по их центру, молча рассматривали нас. Мы не сразу поняли, что они от нас хотят, и по началу испугались.. Но они просто хотели узнать номера наших телефонов, пока их наставники молились с остальными моими однокашниками в храме.
Совсем недавно мы, будущие социальные педагоги, посетили Православный центр прикладных искусств монастыря «Голосеевская пустынь». Нужно сказать, что это посещение предполагало не столько знакомство с методикой воспитания и социализации личности, сколько с жизнью и воспитанием молодёжи в религиозной среде.
