В данной рубрике размещены статьи о великих учёных, философах, людях искусства и т.д., которые не верили в бога и в то же время добились всемирного признания.
Анатолий Владимирович Черняев – кандидат философских наук, научный сотрудник Института философии РАН
Руководство и сотрудники Ленинградской
духовной академии. В центре сидят (слева направо): ректор ЛДА епископ
Лужский Симеон (Бычков), митрополит Ленинградский и Новгородский
Григорий (Чуков), инспектор ЛДА протоиерей Александр Осипов. 1949 год.
Фото с сайта www.spbda.ru
В декабре 1959 года профессор Ленинградской духовной академии (ЛДА) Александр Осипов (1911-1967) публично заявил об отречении от религии. Объясняя этот поступок, в своей книге «Путь к духовной свободе» он писал: «Все яснее и яснее я стал сознавать, что только полный разрыв с религией может примирить меня с совестью и дать право считать себя честным человеком». Но именно нравственный аспект его решения многими был поставлен под сомнение. Столетний юбилей Осипова дает повод заново разобраться в непростой судьбе этого человека. За сравнительно недолгий свой век Александру Александровичу довелось повидать немало: жизнь в России до и после революции, затем в буржуазной Эстонии, где, будучи членом местного кружка Русского студенческого христианского движения (РСХД), он слушал выступления философов, представлявших цвет русской религиозной мысли: Николая Арсеньева, Николая Бердяева, Бориса Вышеславцева, Василия Зеньковского, Ивана Ильина. Затем – учеба в Тартуском университете; служение священником-миссионером в тюрьмах и домах умалишенных; во время Великой Отечественной войны – служба в советских инженерных войсках; послевоенные скитания в поисках семьи; потрясение от известия о бегстве жены с детьми; участие в Поместном Соборе РПЦ 1945 года и выборах нового Патриарха; многолетнее профессорство в ЛДА, где в течение нескольких лет Осипов был инспектором (проректором) и около года исполнял обязанности ректора, а в числе его студентов были такие персоны, как будущий митрополит Никодим (Ротов) и будущий Патриарх Алексий II (Ридигер); наконец, в возрасте 48 лет – радикальный поворот, уход из церкви и самореализация в новом качестве специалиста по атеизму, а в последний год жизни – защита кандидатской диссертации по философии.
Корыстолюбие или донкихотство?
Разумеется, демарш Осипова вызвал наибольший резонанс именно в церковной среде, где появились разнообразные критические версии его поступка. Первым делом Осипова обвинили в корыстном расчете, припоминая ему даже такие подробности, как взимание денег за пересдачу зачетов со священников-заочников: по 37 руб. 50 коп. Но, уже судя по фиксированности и «некруглости» суммы, речь идет об официально установленной таксе, а не о каких-то произвольных поборах. В действительности же после «ухода из религии» благосостояние Осипова лишь сократилось, причем заметно. Ведь в ту пору РПЦ уже была организацией небедной и притом не скупилась на содержание духовно-академической профессуры. А вот для бывшего профессора богословия трудоустройство в новом качестве оказалось нелегкой задачей. На первых порах ему пришлось работать в отделе фондов Государственной публичной библиотеки в Ленинграде, затем он смог устроиться на более интересную для себя должность научного сотрудника Музея истории религии и атеизма. И если прежде он ездил на работу на такси, то после ухода из академии, чтобы просто сводить концы с концами, ему приходилось подрабатывать лекциями по всему СССР, несмотря на проблемы со здоровьем. Вдобавок с версией о корыстолюбии Осипова плохо вяжется то, что он не раз безвозмездно помогал нуждающимся собратьям (например, семье священника Игоря Ранне), что во время войны он усыновил мальчика-сироту. Правда, Осипов все-таки был по-своему небезразличен к денежному вопросу, поскольку не желал закрывать глаза на проявления алчности русского духовенства и связанную с этим ложь. По его наблюдениям, для многих священнослужителей РПЦ «постоянный обман финансовых органов стал законом». В бумагах Осипова сохранилось описание эпизода, как «сам Патриарх со смешком рассказывал у себя за столом: «Рассказывал мне один владыка: был я в гостях в одном доме и повстречался с «фином». Тот жалуется: обманывают меня ваши батюшки… Вот один показал две тысячи дохода в месяц, а я чую, что он не меньше трех получает. А я ему в ответ: что вы, откуда ему столько заработать? А сам думаю: дурак ты, дурак… Да он тридцать тысяч в месяц в карман кладет, а ты – три тысячи…» И Патриарх и архиереи весело смеялись», – писал Осипов. Вторая версия его отступничества – классическая: сherchez la femme. Действительно, «женский фактор» сыграл не последнюю роль в судьбе Осипова и его отдалении от религии. Огромным потрясением для отца Александра, когда он вернулся в конце войны в родной Таллин, стало известие, что жена с детьми не дождалась его и эмигрировала на Запад, выйдя замуж за другого. Личная драма Осипова усугублялась тем, что по церковным канонам он не мог рассчитывать на повторный брак. Овдовевший или разведенный священник оказывается перед дилеммой: либо продолжать служение целибатом, обрекая себя на одиночество, либо жениться и навсегда отказаться от священства. В то же время авторитетные вдовые священники, приняв монашество, могут рассчитывать на получение архиерейского сана – что активно практиковалось в РПЦ как раз в послевоенные годы. Имел такую возможность и Осипов, который уже занимал епископскую должность ректора ЛДА, но отказался от этой заманчивой перспективы. Осипов никогда не мечтал о церковной карьере, его идеалом был не высокий социальный статус любой ценой, а гармоничная семейная жизнь с любимым человеком. Не случайно воспоминаниям о супружеской жизни и размышлениям на эту тему посвящена значительная часть его мемуаров. Подобно философу Василию Розанову, он осмысляет семью как самое драгоценное в жизни человека. По мысли Осипова, главное в супружестве – «взаимное уважение и огромная взаимная заинтересованность в каждодневной жизни каждого члена норы». Неудивительно, что Осипов склонил выбор в пользу супружества. Тем более что служить священником он и так уже не мог после травмы, полученной при падении со строительных лесов в ЛДА, явившейся также одной из причин его ухода с административных постов в академии. В январе 1951 года Осипов женился на Ирине Пономаревой. Примечательно, что она была одной из невест Алексея Ридигера (будущего Патриарха Алексия II), который весной 1950 года женился на другой девушке – вопреки мнению матери, Елены Иосифовны, считавшей «лучшей невестой» для своего сына именно Пономареву. Впрочем, оба супружеских союза просуществовали недолго. После вступления во второй брак, в соответствии с требованиями канонов, Осипов направил Патриарху Алексию I прошение о сложении священного сана. Своей наивной прямолинейностью такой шаг вызвал недоумение церковных собратьев: «К чему вам брак! Живите с кем хотите. Дело житейское. Вы же не старик. Это вам простят. Только чтобы все было без шума. Но канонов не нарушайте». Недоумение возникло и в самой Патриархии, где прошение Осипова рассматривалось четыре с лишним года (!), и в итоге он был отстранен от священнослужения с предписанием по-прежнему носить рясу.
Александр Осипов прошел путь от профессора ЛДА (середина 1940-х годов) до убежденного атеиста (1960-е годы). Фото из книг: Фирсов С. Л. «Апостасия» (СПб., 2004); Осипов А. А. «Страдание и христианство» (Л., 1968).
Конфликт церкви и культуры
Православный диссидент Анатолий Краснов-Левитин на страницах «самиздата» утверждал, что Осипов – псевдоученый, не создавший никаких «великих трудов» и вообще «посредственный человек», способный лишь на подлые ренегатские поступки. Рассуждение Краснова-Левитина – образчик той интеллигентской логики, согласно которой особые интеллектуальные способности человека – высший критерий добродетели. Однако подобный культ интеллектуализма странен для апологета религии, которая учит, что «бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых»... Да и сама характеристика Осипова в качестве «посредственности» несправедлива, ведь он был человеком творчески устремленным и разносторонним. По сути дела, Осипов – настоящий русский интеллигент. Он активно посещал выставки, концерты, театральные и кинопремьеры, прекрасно знал и любил современную поэзию. Сам писал стихи и пьесы, понимая, что в СССР художественные произведения священника обречены оставаться «в столе». Трудно принять и обвинение в псевдоучености. Осипов получил прекрасное образование в Тарту, где как один из лучших студентов-магистров был оставлен в докторантуре, но после прихода к власти националистов отказался сменить русскую фамилию на эстонскую (Ossep) и был вынужден покинуть университет. После войны был принят профессором в ЛДА как единственный в СССР квалифицированный библеист. Среди коллег он обладал авторитетом, а у студентов был любимым преподавателем. Осипов также активно стремился приобщать студентов к знанию и пониманию ценностей мировой культуры. В бытность ректором и инспектором ЛДА он постоянно устраивал внеурочные просветительские лекции, киносеансы, походы в театры и в филармонию. По его собственному признанию, эту культуртрегерскую деятельность он воспринимал как вдохновляющую миссию, наполнявшую его жизнь «пафосом… почти экстазом». Его усилия обогатить кругозор будущих священников и актуализировать культурные ценности для религиозного сознания встретили резкое неодобрение церковного начальства. Патриарх Алексий I в своей речи при посещении ЛДА в 1949 году специально обрушился на «попытки ввести мирские обычаи и развлечения в духовной школе». И это заставило Осипова окончательно осознать конфликтность культуры и религии, несовместимость последней со свободным, живым творчеством. Еще одно обвинение – в том, что Осипов был человеком двуличным, задолго до ухода из церкви потерял веру или даже вообще никогда не верил по-настоящему. Однако есть свидетельства, указывающие, что в период служения (до 1951 года) он был добросовестным священником, выполнял все предписания, пользовался популярностью у верующих как блестящий проповедник, внимательный духовник, хороший «молитвенник» и даже успешный экзорцист, хотя феномен «беснования» уже тогда вызывал у него серьезные сомнения.
Испытания «поповки»
К сознательной вере Александр Осипов пришел уже в юношеском возрасте, в кружке РСХД, где представление о религии формировали идеи Бердяева и Ильина, однако жизнь приготовила его вере серьезные вызовы. Став членом духовной корпорации, он на практике столкнулся с тем, что тот же Бердяев в теории называл «недостоинством христиан». «Как не сломила моей веры, – удивлялся Осипов впоследствии, – та затхлая атмосфера «поповки», в которую я попал? Полное отсутствие всяких интересов, кроме выпить, поесть, поспать, посплетничать. Взаимоподсиживание, зависть, взаимоподглядывание… Пьянство, разгул и разврат, мания величия и погоня за роскошью, жадное накопление богатства… Темные случаи вроде гаремов «отцов духовных»… Все прощается – было бы «шито-крыто».
Всерьез поколебаться в вере его заставило происшествие 1947 года. Тогда во время пасхального богослужения в храме ЛДА рухнула лестница, где стояли молящиеся, многие из которых получили серьезные увечья. «Тяжелые это были испытания, – вспоминал Осипов, – один сплошной вопрос господу богу: «Через блокаду провел? – провел. Мир даровал? – даровал. Так что же ты над этими, самыми верными детьми твоими, пришедшими в эту ночь на поклонение тебе, надругался?» Осипову также ставят в упрек, что задолго до отречения он являлся осведомителем государства, на что указывает его доклад «О положении в Московской патриархии», адресованный Ленинградскому уполномоченному по делам РПЦ Кушнареву. Но что из этого следует? Не секрет, что в СССР вся церковная верхушка, включая сотрудников синодальных отделов и преподавателей духовных школ, обязана была отчитываться перед соответствующими органами. К тому же если бы Осипов действительно являлся каким-то серьезным агентом, то государственным кураторам было бы выгоднее сохранять его в рядах РПЦ и обеспечить его дальнейшую духовную карьеру, а в 1951 году не допустить регистрации им второго брака и снятия с себя священного сана. Дополнительный упрек вызвала публичность его отречения. «Прошу Вас… не быть вместе с атеистами, антирелигиозниками», – убеждал доцент ЛДА Георгий Миролюбов, стремившийся наставить бывшего коллегу на «путь истинный» и предостеречь от сомнительной роли перебежчика. Из дневника Осипова видно, что, уже приняв решение уйти из церкви, он колебался, как это сделать – с «закрытым забралом» или с «открытым»? В итоге было решено «кулаком по столу треснуть и в глаза сказать, что думаю». Ведь Осипов осознавал свое отречение как мировоззренческое открытие и испытывал потребность поделиться им с другими, к чему побуждала сама его натура – миссионера, лектора, культуртрегера.
Учительница из Элисты Раиса Лунева – одна из тех верующих, что вступили в переписку с вероотступником в надежде заставить его одуматься – писала Осипову: «Какой это нормальный человек начинает [заново] формировать взгляды в 50 лет?» Перед нами – аргумент от «здравого смысла», с точки зрения которого решение Осипова действительно выглядит непонятным, абсурдным. Неудивительно, что большинство людей, которые оказались не в состоянии понять поступок Осипова, начали подозревать его в корысти или неадекватности. Но разве не «здравый смысл» используется зачастую для оправдания безнравственности, а многие честные поступки не совершаются ли как раз вопреки «здравому смыслу»? Непростые задачи ставила жизнь перед Александром Осиповым, и он стремился подходить к их решению максимально честно. Как видим, попытки поставить под сомнение нравственную честность его решения разорвать с религией безосновательны. Зато налицо достаточно оснований для такого поступка. Подробно они раскрыты в книгах Осипова, посвященных обличению безнравственности в церковной жизни, критике источников и содержания вероучения, анализу «плодов христианской культуры». Пожалуй, ведущим мотивом отречения Осипова послужило неприятие лицемерия и лжи, с которыми он сталкивался в церкви на каждом шагу – от бытового до доктринального уровня. Как показывают его дневники и воспоминания, он всегда чутко и болезненно воспринимал любые проявления лицемерия и неискренности. Вот, например, какие впечатления оставила у него послевоенная поездка к родственникам: «Я провел в Иваново неплохую неделю. А в итоге ее вынужден был констатировать себе, что в семье отца получил приторно неискренних знакомых, отнюдь мне не нужных». Решение Осипова «порвать с религией» было глубоко выстраданным. Его поступок не только диктовался требованиями совести, но и был сопряжен с преодолением себя – с отказом от стабильного и благополучного положения, с необходимостью почти в пятьдесят лет начинать все заново, с риском оказаться непонятым и осуждаемым окружающими людьми. Практически это решение состояло из двух этапов. Сначала Осипов честно признался себе, что должен отказаться от религии, к чему привел его долгий путь добросовестных сомнений и раздумий. Затем он понял, что, отказавшись от религии внутренне, обязан быть последовательным и засвидетельствовать свой отказ перед людьми, каким бы трудным ни казался такой поступок. Главное – чтобы он был честным. К сожалению, не каждый способен позволить себе такую роскошь – быть честным в своих убеждениях.
