В данной рубрике размещены статьи о великих учёных, философах, людях искусства и т.д., которые не верили в бога и в то же время добились всемирного признания.
Особая роль церкви в организации и укреплении царской армии объясняется рядом причин. Прежде всего, особенностями рекрутирования армии царским самодержавием теми дикими порядками, которые отличали солдатские казармы. Пётр I, впервые создавший регулярную армию в России, специальным указом потребовал от каждых двадцати крестьянских дворов выставлять одного рекрута «сроком на всю жизнь».
Добровольно бросаться в этот омут охотников было мало. Тогда царь отправил специальные отряды, которые рыскали по глухим селам и силой брили лбы молодым крестьянам. Под конвоем их везли в казармы, где их ожидали грязь, голод, болезни, фельдфебель и духовный пастырь. Церковь освящала пожизненную солдатскую службу, ссылаясь на святых праведников и отшельников, которые всю свою жизнь смиренно служили богу. Солдатские казармы в то время и по внешнему виду и по внутренним порядкам походили на тюрьмы. На окнах решетки, на ночь солдат запирали, как арестантов, а наиболее беспокойных заковывали в кандалы.
Немудрено, что со службы бежали, как с каторги. При Екатерине II срок службы определялся в 50 лет. Рекрутчина фактически оставалась пожизненной каторгой. К тому же такой каторгой, на которой с утра до вечера одолевала человека изнурительная муштра.
Александр I уменьшил солдатскую службу до 25 лет. Вся армейская служба держалась на муштре жестоких наказаниях. В специальном циркуляре военного министра отмечалось: «Всю науку, дисциплину и воинский порядок основывать на телесном Наказании». Солдата били плётками, палками, розгами. Часто пример в издевательствах над нижними чинами подавали высокопоставленные царские особы. Очевидцы рассказывают, как военный министр граф Аракчеев, солдафон и невежда, лично рвал солдатам усы, избивал до полусмерти, а однажды в ярости даже откусил рядовому ухо.
Может, христианская церковь осудила его за эти зверства? Наоборот, она благословила. Порядки в аракчеевских военных поселениях, где «военная наука» сводилась к ежедневным построениям, на которых пропускам сквозь строй провинившихся солдат, били шпицрутенами. Некоторые выдерживали такую пытку до трех тысяч ударов, тогда «заботливые» отцы-командиры стали назначать четыре тысячи ударов, а это уже верная смерть.
B XIX в. царское правительство отменяет крепостное право, сокращает постепенно срок службы. В царствование Романовых солдаты стали служить в пехоте по три года. Но нечеловеческие издевательства над солдатами продолжались: их ставят под ружье, избивают, всячески унижают человеческое достоинство. Офицеры, представители господствующих в армии, оставались вершителями судеб и жизни солдат. Унтер-офицеры и фельдфебели, дорвавшиеся до власти, глумились над нижними чинами. Вся система казарменного уклада была направлена на то, чтобы вытравить из солдата все человеческое, превратить его в раба.
«Сознание для солдата так же не нужно, – поучал царский министр офицеров, – как для лошади шелковые чулки. Офицер должен раз и навсегда принять к сведенью, что солдат – мужик, животное, обладающие даром речи и только». А священники ежедневно внушали солдатам, что офицеры и фельдфебели действуют в соответствии c божьей волей. Противиться им – значит гневить самого бога. А вся власть об бога.
Армию все чаще и чаще бросали на подавление крестьянских волнений. Против своей воли шли солдаты стрелять в своих отцов и братьев. Один кулак офицера не мог удержать в повиновении солдатские массы. И тогда в качестве испытанного помощника царских генералов выступала религия. Только она могла замутить сознание солдата, забить его голову библейскими сказками и зажечь надежду на лучшую жизнь в потустороннем мире. Только она могла удержать его в состоянии животной покорности и слепого повиновения господам.
Постоянное участие в подавлении народных выступлений убеждало царских генералов в необходимости иметь в армии штатных священнослужителей. Этот вопрос ставился не раз перед синодом. Ускорил его решение кризис самодержавно-крепостнического строя, который катастрофически нарастал со второй половины XVIII в. Царизм не успел справиться с крестьянским восстанием под предводительством Пугачева, как в стране началась серия новых крестьянских волнений. Только с 1796 по 1799 г. в стране произошло около 300 выступлений в селах. В те годы военное ведомство не раз обращалось со слезными прошениями к царю: дать в армию священников, иначе не справиться с подавлением народных бунтов. Включение священнослужителей в постоянный штат армейских частей было необходимо и для укрепления арии, чтобы она могла вести завоевательные войны в интересах правящих классов России. И царь откликнулся: в армию были назначены обер-полевые священники, а на флоте – обер-иеромонахи. С самого начала они получили неограниченные права и подчинялись только главнокомандующему армией.
Это, конечно, не значит, что военные священники появились в армии только в конце XVIII в. Церковь всегда интересовалась положением в армии, «всевидящие духовные пастыри» несли «слово божье», даже тогда, когда в России еще и не было регулярной армии. Сохранился интересный документ – указ царя Алексея Михайловича, где он под страхом смертной казни предписывает солдатам говеть, исповедоваться, выкладывать духовному отцу все свои сомнения и опасные для государя мысли. A уж духовные наставники сумеют распорядиться полученными сведениями. Но штатных священников в армии не было, и появились они позднее.
Император Павел специальным указом от 4 апреля 1800 г. создает отдельное и постоянное управление всем духовенством военного ведомства. Отныне военное духовенство по поручению царя и военного министерства становится «специальным органом религиозно-воспитательного воздействия». А на самом деле военное духовенство становится двойником командного состава.
C 1890 г. во главе религиозно-воспитательного органа становится протопресвитер военного и морского духовенства. Его избирал синод и утверждал царь. При протопресвитере существовало духовное управление, которому подчинялись дивизионные благочинные, полковые, судовые, тюремные, госпитальные и иные священники. Штаты священнослужителей росли с каждым годом: в 1885 году в армии было 500 военных священников, в 1908 г. – 975, в 1914 г. – 5000. B 1910 г. только дивизионных благочинных насчитывалось 126 человек. Причем это были не просто священники, а офицеры в рясах. Все должности военных пастырей приравнивались воинскими уставами к соответствующим офицерским и генеральским чинам, со всеми вы вытекающими отсюда последствиями. Главный священник гвардии приравнивался к генерал-лейтенанту, главный священник военного округа – к генерал-майору, дивизионный благочинный – к полковнику, нештатный протоиерей – к подполковнику, священник – к капитану. Даже псаломщик ходил в чине подпрапорщика.
Духовное правление имело свечной завод с годовым доходом 100 тысяч рублей, свою церковь в Галерной гавани в Петербурге, которая также приносила немалый доход. По свидетельству B. Д. Бонч-Бруевича, известного историка атеизма и религии, в 1909 г. правительство выделяло из казны на содержание христианского духовенства и служителей других культов в армии колоссальные суммы, причем помимо тех средств, которые перепадали армии от синода, имевшего миллионные доходы.
За что же такие милости? Золотой дождь сыпался на военных духовных пастырей за верную службу «царю батюшке». Всеми доступными и недоступными средствами церковники в армии внушали нижним чанам, что служба царю есть служба богу. «Присяга, – записано в своде военных постановлений за 1869 г., – есть клятва, которую солдат дает перед лицом божьим на кресте спасителями на святом его евангелии: служить богу и государю верою и правдою... смело, весело идти в бой за царя, Русь святую и веру православную. Изменнику же присяги не будет пощады ни на белом свете, ни на страшном божьем суде.
Военное духовенство не только принимало присягу от имени бога, но и постоянно заботилось о сохранении благостного настроения нижних чинов в каждый день военной службы. Офицеры в рясах поддерживали божественное восхищение солдатской массы тем, что курс военной науки нижних чинов начинался с «Отце наш...», изучение символов веры, десяти заповедей. В скудной солдатской библиотеке на полках стояли только «священные» книги и специально состряпанное чтиво для нижних чинов, вроде «Троицких» и «Почаевских» листков, журналов «Верность», «Чтение для солдат», брошюр «За веру, царя и отечество», «Священная преданность царю» и других религиозных книжонок. Вся жизнь солдата регламентировалась военными уставами и церковными правилами. Солдатский день начинался с молитвы: перед обедом – молитва, перед ужином – молитва, после ужина – молитва, после вечерней проверки – молитва. Кроме того, каждому солдату настоятельно рекомендовалось почаще молиться в образной ротной комнате, где можно было найти икону любого святого и кружку для сбора солдатских копеек на пожертвования. «Божье слово» солдат воспринимал на занятиях по словесности и во время душеспасительных бесед с духовным пастырем. Религиозность пронизывала каждый элемент воинской службы.
Каждый полк царской армии имел своего небесного покровителя. Офицеры предпочитали иметь святыми заступниками богородицу, Николая угодника, Георгия Победоносца, архангела Михаила. В ряде частей небесными покровителями были святые более низшего ранга. На знамени каждого полка славянской вязью вышивались слова древней молитвы: «С нами бог...» Строй почитался как святое место, всякое нарушение его каралось и воинскими уставами, и церковными средствами. Военный священник стал видной фигурой в армии. В инструкции 1890 г., определявшей обязанности военного духовенства, говорилось: «Военные священники обязаны ограждать воинских чинов от вредных учений, искоренять в них суеверия и исправлять нравственные их недостатки, увещевать... порочных нижних чинов, предотвращать отступления от христианской церкви вообще заботится об утверждении воинских чинов в христианской вере и благочестии».
Помимо всего прочего полковому священнику переписывалось усердно следить за «вредными элементами», предпринимать меры против распространения крамольной литературы, регулярно проводить полковые церковные церемонии (богослужения, крестные ходы, религиозные праздники и т.д.), наблюдать за арестованными солдатами, постоянно информировать офицеров о настроениях солдатской массы. Царская армия официально считалась «христолюбивым воинством», поэтому каждый командир и воинский начальник заботился о своей церкви. «Каждому полку, – писал благочинный 52-й резервной бригады в рапорте от 13 февраля 1907 г., – более всего нужен храм, где солдатик отдыхает душой, успокаивается или по крайней мере чувствует себя только человеком; в обстановке не обыденной, не казарменной, но в вечно новой и прекрасной, как само небо, приводит он в порядок свою душу».
Отдавая должное настроениям военных священников, военный министр генерал Куропаткин ещё в 1900 г. предложил изыскать средства для постройки церквей при всех частях. Средства эти были изысканы. Только за пять лет, с 1901 по 1906 г., военное ведомство построило около 300 новых церквей в частях. Храмы и молитвенные здания стали действенными центрами обработки нижних чинов. Здесь проводились пышные богослужения в праздничные и предпраздничные дни, регулярные общеполковые молитвы, воздавались почести дому Романовых в царские дни. Командный состав царской армии особенно бдительно следил за посещением солдатами церквей. Попытка уклониться от богослужения рассматривалась как тягчайшее воинское преступление. В предпраздничные дни издавались специальные приказы, где расписывался порядок посещения храмов. Во исполнение приказов во всех казармах и на кораблях солдаты и матросы выстраивались для следования в храмы на торжественные богослужения. Там их ожидали «божье слово» и умиротворение, может, поэтому они так покорно сносили зуботычины и издевательства своих командиров.
«Что-что, а молебны в армии я не забуду по гроб, – рассказывал в одном из писем автору Андрей Пименович Кузин из Харькова, служивший в царской армии накануне первой мировой войны. – Может, потому и помнятся они, что в казарме творился ад, а в храм попадешь – будто рай. Тут тебе и для глаз, и для души все радует. Батюшка ласково поучает, да так пробирает, аж слеза на глаза наворачивается. Хор поет – туда голосистых солдат подбирали, – свечи мерцают. И сам обогреешься, и на душе теплее становится. Прямо-таки рай. А вышел из храма, тут и началось ... Кого водили строем к обедне, тот никогда этого не забудет.
Помню, было это в году тринадцатом, справляли праздник в честь царского дома. На завтрак дали нам по полфунта колбасы и булке – для солдата праздник что надо. Потом команда строиться. Выгнал нас фельдфебель за час до обедни, стоим, ждем. Тут дождик начался такой нудный, до костей пробирает, а он все ходит, усы крутит. Обычно фельдфебель и без опозданий встречал через одного тумаками. Кому в ухо, кому в зубы – все сносили. А в этот раз опоздал в строй молодой солдат Харченко. Выскочил он, фельдфебель даже матерщину не прервал, выставил кулак, так тот и наткнулся на него. Глядим, глаза закатил, мешком у ног фельдфебеля свалился. Наконец, двинулся строй. Идти нам до храма минут десять, а водили по часу. Одним словом, попали не сразу мы в храм. Стоим все мокрые, пар валит. Батюшка соловьем заливается, чему-то нас всё учит, а нам не до молитвы, рады передышке. Потом уж стали прислушиваться. Гляжу я на Харченко, и не верится, что его мордовал фельдфебель. Глазенки засияли, на лице улыбка заиграла, забыл все горе свое. Так больно мне стало за него: «Сколько же, думаю, тебе надо, чтобы забыть солдатскую каторгу. Чуток поманили его царствием небесным, он и размяк. Забыл о выбитых зубах, о крови на губах, о том, что завтра ждет». Так обидно стало за человека. После молебна отвели нас в казарму, и тут-то началось новое «богослужение». Фельдфебель заставил Харченко залезть на стол и кукарекать. Почитай, до обеда так измывался над парнем. После обеда в казарму, пришел, священники давай нам снова рассказывать, какой у нас богоданный царь да как ему служить надо. Такая была служба царю да богу», – закончил рассказ Андрей Пименович.
Вот так и проходили торжественные церковные богослужения в «христолюбивом воинстве». Крест да кулак правили всем. Религиозное воспитание солдат не ограничивалась посещением церквей. Военные священники, помимо проповедей в храмах, читали их в казармах, проводили беседы после обеда в присутствии дежурного офицера. Перед внебогослужебными беседами в казармах зажигали лампадки, начало, и конец беседы сопровождались пением псалмов и чтением молитв. И нередко священнослужители приносили с собой проекционные, или, как их тогда называли, волшебные, фонари и показывали нижним чинам картинки на библейские сюжеты или о том, что ждет солдата на том свете, если он нарушит клятву царю и богу. Такие солдаты, по рассказам церковников, попадали в ад, зато примерные солдаты лечили свои раны в раю.
Внебогослужебные беседы особо почитались военным духовенством. Из благочинных видно, что полковые священники производили их почти ежедневно. В ходе таких бесед сознание солдат постепенно разъедалось религиозным дурманом. Им объясняли значение молитв, заповедей, символов веры, забавляли сказками о житиях святых и праведников и больше всего рассказывали о «помазаннике божьем», за которого только и надо молиться, а если придется, и отдать жизнь. Духовные отцы постоянно внушали нижним чинам, что офицер – слуга божий. «Не держите в сердце злобы на своих командиров, – говорили церковники, – если они вас и обижают иногда, то не по своей воле, а по божьему внушению. Поэтому их надо беречь как зеницу ока». «И против военных священников не растравляйте своего сердца, – ласково пели святые отцы, – они тоже божьи слуги. Все их помыслы направлены только – на службу богу. Земное их не интересует. Если бы не заботы о грехах ближних, они давно бы отошли от мирской суеты. Духовный пастырь – ваш наставник и отец родной. Слушайте его и берите пример с него».
Священнослужители с первого дня службы вручали новобранцу казенный молитвенник и вдалбливали ему в голову, что военная служба угодна богу, что и у бога есть свое воинство под командованием архангела Михаила, а войны бог посылает на землю для людской пользы. Не было бы грехов у людей, не было бы и войн. Но и в войне есть свои преимущества, Если солдат распростился с жизнью на поле брани, то его душа прямым ходом отправляется в рай. В этом огромное преимущество воинов. Простые смертные попадают в рай через цепь непрерывных мытарств, а для солдата сразу открываются объятия святого Петра. Для вечной райской жизни от нижних чинов многого не требуется: терпение, смирение и покорность. Конечно, при этом всегда надо помнить, что «глаз божий наблюдает за всеми действиями солдата и рано или поздно строго карает тех, которые нарушают клятву».
Особенно большое значение религиозному воспитанию придавалось в учебных командах, где готовились унтер-офицеры. Здесь еще чаще строились на молитвы, чаще ходили в церкви на литургии и всенощные бдения. B поте лица трудились военные священники над поддержанием религиозного угара в солдатских массах. По всякому поводу, имеющему хотя бы маломальское отношение к армии, устраивались крестные ходы, молебны, округлялось святой водой новое оружие, устраивались церемонии вокруг «чудотворных» икон с пением «Коль славен». И все это для того, чтобы внушить: «Солдат есть жертва, принесенная на алтарь отечества в силу священнейшей потребности оного».
Все было направлено на то, чтобы оставить след в умах и сердцах воинских чинов, заставить их переживать трогательные минуты высокого подъема религиозных чувств. Религиозная обработка достигала самого широкого размаха в крупные религиозные праздники, особенно на пасху. В полках и дивизиях издавались праздничные приказы, определявшие порядок пасхальных торжеств. «Поздравления по случаю праздника пасхи, – говорится в приказе по 22-й артбригаде от 20 апреля 1907 г. за № 4105, – начальник гарнизона будет принимать только в Софийском соборе по окончании заутрени в первый день. В первый день празднования св. пасхи командиры батарей и господа офицеры прибудут для христосования с нижними чинами батареи к 9 часам утра...» Так приказом командиров утверждалась «любовь» между подчиненными и начальниками.
После молебнов в каждой части разыгрывался спектакль единства (охо-хо-хо… ред.) офицеров и нижних чинов. Господа офицеры целый год издевались над солдатами, а в первый день пасхи прибывали для христосования. В девять утра они целовали солдатские губы, на которых кровоточили раны от офицерского кулака, целовали в щербатые рты, зубы в которых они повыбивали. Целовали и приговаривали: «Кто старое помянет, тому можно и глаз вон...»
На третий день пасхи для солдат устраивались крестные ходы. После обеда полк в полном составе выходил с иконами, хоругвями, оркестром или под пение церковного гимна «Коль славен». Медленно шли вокруг казармы, не менее четырех раз останавливались, читали евангелие, кропили солдат святой водой и самозабвенно кричали: «Христос воскрес!» Мозг солдата постепенно тупел, обволакивался божественным елеем, воля размягчалась, и он забывал на время о каторжной службе, помнил одного бога и распрекрасную загробную жизнь, ради которой можно вынести любые страдания. Отзвучали пасхальные песнопения, и снова пошел гулять кулак офицера по солдатским зубам. А духовные наставники оправдывали зверское обращение с солдатами, ссылаясь при этом на порядки в небесном воинстве. «Вспомните, – поучали офицеры в рясах, – как строго поступил начальник небесного воинства архистратиг Михаил с дерзким нарушителем порядка, восставшим против бога ангелом: он низверг его в бездну. Бойтесь же, воины, нарушить порядок, воинскую дисциплину, оказывать неповиновение начальникам».
Большинство военных священнослужителей являлись опытными осведомителями царской охранки, зорко стоявшими на страже интересов господствующих. Согласно инструкции Синода военные священники являлись для всех военнослужащих духовными отцами, которые регулярно исповедовали их и отпускали грехи. Исповедь же была хорошим средством для контроля за убеждениями солдат. Религиозные в своей массе, они рассказывали духовным отцам все, что могло заинтересовать царскую охранку. В своде военных постановлений специально предписывалось: «Начальники полков и команд обязаны иметь наблюдение, чтобы все воинские чины, как положено, исповедовались и причащались». Это требование соответствует указу Синода от 2 мая 1722 г., недвусмысленно определявшего назначение исповеди: «Если кто при исповеди объявит духовному отцу своему какое-нибудь не совершенное, но замываемое еще воровство, наиболее же измену или бунт на государя или на государство и на фамилию его величества, то о таковом лице немедля да объявлено будет властям предержащим. Сим объявлением духовник не преступает правила, но еще исполняет веление господне». «Вестник Военного и Морского духовенства» неоднократно обращался к этому указу, напоминая военным священникам, чтобы они выуживали во время исповедей ценные сведения и «доносили вскоре о том, где надлежит». Короче говоря, духовные отцы обязаны были сразу же после исповеди сточить доносы на опекаемых ими солдат.
Напрасно церковники ссылалась на бога, которым не спускает глаз с солдат. Не бог, а попы, офицеры в рясах этим занимались. И занимались они этим, прежде всего во время исповеди, от которой нижние чины не освобождались ни под какими предлогами. Ни болезнь, ни отпуск, ни арест не могли избавить солдата от исповеди. Перед каждым постом, во время которого пропускали всех нижних чинов через исповедь, попы вместе с командирами составляли обширный план выуживания у солдат необходимых сведений. Вышестоящие военные иереи рассылали в части указания по организации отпущения грехов.
Вот какие советы получали полковые священники: «Зная умственную неразвитость значительной части своей паствы, слабость и лукавство человеческой природы, духовенство заблаговременно может предупредить говеющих начинать свою исповедь с главных грехов, не более тяжких или часто совершаемых». Военный священник обязан был принять все меры, чтобы заставить солдата откровенно рассказать о своих сомнениях, внушить духовному сыну, что тяжко на исповеди признание, зато как легко и благостно будет после. Гораздо худшее случится, если скроешь, не все расскажешь. Ведь на страшном суде все откроется, и тогда нет прощения.
Священник 203-го Гайворонского полка Магницкий лицемерно убеждал солдат: «Вы должны открыть духовному отцу всю свою душу, ничего не стыдясь и не боясь. Стыдиться и бояться священника нечего: он такой же человек, грешный, как и все. Слух его открыт для грехов, но язык связан и не может никому передать из слышанного на исповеди ни слова». Магницкий явно обманывал солдат. Ему отлично было известно, что о результатах исповеди он обязан доносить командирам и благочинным во исполнение указа Синода. Солдаты об этом указе не слыхали, они верили духовному наставнику и раскрывали свою душу. А после удивлялись, как становятся известными офицерам и фельдфебелям все их сокровенные думы, настроения. B архивах святейшего Синода сохранилось немало документов, свидетельствующих об использовании исповедей для борьбы с инакомыслием. Нет, тайны исповеди в «русской православной» церкви никогда не было. Какая уж там тайна, когда не успевал солдат покинуть храм, как его духовный «отец» садился и строчил донос!
В армии о результатах исповеди доносили по команде. Вот только одни рапорт благочинного Севастопольского гарнизона о результатах одной исповеди в 1910 г.: «Явно неверующих не встречается. В политических движениях против властей участвовал разве только один; знакомства с политиками вели десятки, хотя в партиях не участвовали. Пьяниц почти не было, выпивают более половины».
Как свидетельствуют документы Синода, со своей обязанностью военные пастыри в целом справлялись неплохо. Военный священник П. Кашпуров в приказе за № 2574 от 15 мая 1904 г. особо отмечался командиром полка за то, что «доводил нижних чинов до раскаяния, и они сознавались в своих преступлениях, которые раньше хотели скрыть». Протопресвитер, отмечая в 1903 г. успехи военного духовенства в пресечении инакомыслия в 32-й дивизии, восторженно писал: «Тамошние военные священники бодро стоят на страже, зорко следят за волками и умело оберегают от них своих овец». Так свято служили «православные» военные священники. Сегодня это признается духовенством, но оно при этом ссылается на полную зависимость церкви от царского правительства. «При царском правительстве, – говорится в изданной Московской патриархией книге «Русская православная церковь», – церковь находилась в услужении у государства... Правительствующий Синод всецело подчинялся царю и являлся его орудием, так как состоял из епископов и духовенства, назначавшихся туда по распоряжению царя. Русская православная церковь получала большие средства от царского правительства, что являлось еще одной из причин ее зависимости от него и от царя».
Безусловно, многие неблаговидные деяния военных священнослужителей объяснялись зависимостью духовенства от царского самодержавия, но что изменилось, если бы духовенство действовало не по приказу царевых министров? В любом случае церковники оставались бы носителями религиозной идеологии. Известно, что главная ось, на которой вращается вся система религиозных воззрений, – вера в бога, призыв жить «По божьим заветам». Награда за веру – райская жизнь в загробном мире. Чтобы туда попасть, надо свято выполнять заповеди, которые будто бы даны господом богом: «Повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего»; «не противься злу насилием»; «терпи и страдай»; « смири гордыню»; «не убий»; «не думай о завтрашнем дне» и многое другое. Если вдуматься в их смысл, то станет ясна цель религии – заставить человека поступать так, как выгодно и угодно господствующим классам.
Превратить свободного и гордого человека в раба, а чей это раб, бога или избранных буржуа с чиновниками – это уже не важно, ведь вся власть от бога. «Главное преимущество церквей заключается в том, – писал немецкий социолог P. Штейнмец, – что оно делают граждан, прежде всего бедняков, послушными из страха перед божьим наказанием в надежде на вечную жизнь; отчасти они ослабляют естественный страх смерти, что чрезвычайно важно с военной точки зрения». Религиозная идеология, обещая «царство небесное в награду за рабство земное», делает человека покорными и послушными воле правящих. И эта сущность религии не изменяется от характера ее взаимоотношений со светской властью.
Неотъемлемый спутник рабского общества – войны. Господствующие классы, а к ним в России относилось и духовенство, как сословие, ведут войны с угнетенными массами за незыблемость порядков, воюют с другими государствами во имя захвата чужих земель и ограбления других народов. Но они никогда открыто не говорят о своих захватнических целях, скрывают правду о причинах войн. Наиболее удобная форма маскировки захватнических целей – религиозная идеология. Отстаивая интересы угнетателей, религия утверждает, что войны неизбежны, что они всегда были и будут, поскольку являются результатом божественного промысла. Причины войн на небе, говорят богословы. А если это так, то какой смысл искать правого и виноватого, надо браться за оружие и воевать. «Проповедовать об уничтожении войн, – писал священник Соколов в брошюре «Беседы о войне», выпущенной Синодом в 1915 г., – это значит проповедовать об уничтожении борьбы добра со злом, света с тьмой, святости с греховностью, – иначе сказать – проповедовать «возврати в мир зла, тьмы и греха»... Война есть проявление наивысшего рода любви».
В царской армии, где основная масса солдат была неграмотной и религиозной, подобным объяснениям происхождения войн верили и покорно переносили испытания и страдания, вызванные захватническими устремлениями власть имущих. Ссылками на библию, оправдывали войну, мир, убийство и милосердие. Когда же на борьбу за свою свободу против поработителей поднимался народ, служители культа находили в «священном писании» достаточно «свидетельств», чтобы осудить богом проклятые бунты, грозили небесными карами, проповедовали покорность и терпение. «Свобода, – говорят они – это не то, о чем толкуют крамольники и иные бунтари. Есть одна истинная, подлинная свобода. Свобода христианская, евангельская – освобождение от грехов». «Именно эта христианская свобода, – убеждал военный священник Рункевич, – от греховного рабства должна быть, прежде всего, и больше всего предметом наших дум и забот».
Поддерживая военную политику правительств, священнослужители разжигали религиозный фанатизм, веротерпимость, говорили о неправильном поклонении богу. Активно воздействуя на религиозные чувства, создавали необходимые настроения, готовили страну к войне. Религия помогала держать в повиновении армию, идеологически оправдывала войны, используя религиозные чувства, посылала рабов божьих воевать за чуждые им интересы. В этом суть. И она не зависит от правовых взаимоотношений церкви и правительства. Цели у них одни, иные только средства осуществления.
P.S. Если вы думаете что таково христианство только в России – нет, достаточно взглянуть на высказывания немецких богословов которые внушали народу, что как раз христианские заповеди требуют от него активного участия в войне. Военные священнослужители тоже ссылались на христианские заповеди, убеждая солдат, что как раз во имя христианского милосердия и любви они должны беспощадно уничтожать своих врагов. Богослов P. 3ееберг показал, как надо правильно понимать христианскую заповедь о любви к ближнему: «Христос сказал: любите врагов ваших, – пояснял ученый церковник. – И мы, немцы, остались верны его заповеди. Мы любим наших врагов всей душой. Но наша любовь проявляется именно в том, что мы убиваем их, причиняем им боль и страдания, вторгаемся в их земли, в их дома. Германия любит другие народы и именно поэтому, ради их же собственной пользы, так больно бичует их». Какой наглый цинизм, какая страшная людоедская философия! Прикрываясь религиозными заповедями, немецких солдат воспитывали в духе звериной ненависти к другим народам. Во имя христианского всепрощения их призывам уничтожать солдат и офицеров враждебных армий. Господин консисторский советник Дитрих Форверк даже составил специальную молитву для немецких солдат. «Пусть будет скуден хлеб войны, – говорилось в ней, – но ты сам посей смерть и горе среди наших врагов. Простив в милосердии и долготерпении своем каждую пулю и каждый удар, не попавший в цель. Не введи нас во искушение, усмиряя наш гнев при исполнении твоего божественного приговора... Да поможет нам стальная десница твоя достигнуть подвига и славы». С такими молитвами международный разбой превращался в богоугодное дело, убийцы – в ангелов, военные преступники – в святых праведников.
1. Салагубов. Союз креста и меча. 2. «Вестник Военного и Морского духовенства», 1908, № 5. 3. В. Василенко. Офицеры в рясах. ГАИЗ, М., 1930. 4. РПЦ. Изд. Московской патриархии. 1958, стр. 23-25.
Особая роль церкви в организации и укреплении царской армии объясняется рядом причин. Прежде всего, особенностями рекрутирования армии царским самодержавием теми дикими порядками, которые отличали солдатские казармы. Пётр I, впервые создавший регулярную армию в России, специальным указом потребовал от каждых двадцати крестьянских дворов выставлять одного рекрута «сроком на всю жизнь».
